Наш невнятный ответ агрессору

Тема воздушно-космической обороны (ВКО) в отечественном военном строительстве не теряет остроты на протяжении нескольких десятков лет – с тех пор, как в начале 60-х реализуемость ее боевой составляющей была подтверждена перехватом баллистической ракеты и созданием первой в мире системы стратегической ПРО (А-35).

В ответ на американские планы массированной ядерной бомбардировки наших городов в СССР сформировался самостоятельный вид вооруженных сил – Войска ПВО страны. Он достиг расцвета к началу 90-х, составив основу сложившейся к тому времени единой системы ПВО, предназначавшейся для решения важнейших в то время военных задач – от охраны государственной границы в воздушной среде в мирное время до отражения внезапного массированного воздушно-космического нападения на СССР и его союзников в случае крупномасштабной, в том числе ядерной, войны.

Важно отметить, что в данную систему был включен еще один сравнительно ресурсоемкий военно-технический компонент, образуемый силами и средствами войсковой ПВО. В СССР содержалась и планомерно обновлялась без малого дюжина фронтовых комплектов мобильных наземных средств ПВО. Ими оснащались соответствующие соединения, части и подразделения войск ПВО СВ, встроенные в иерархическую структуру общевойсковых и танковых формирований – от фронта до батальона. Определенный вклад в войсковую ПВО вносила и фронтовая истребительная авиация ВВС. На приморских направлениях систему дополнял третий специфический и технически своеобразный компонент – ПВО кораблей ВМФ.

В советской промышленности на разработке и производстве средств ПВО и их комплектующих специализировались передовые научные школы, сотни конструкторских и производственных организаций, десятки крупных промышленных коопераций в составе радиотехнической, авиационной, ракетно-космической, судостроительной и других оборонных отраслей промышленности, мощная испытательная и полигонная база.

Для СССР с его второй в мире индустриальной экономикой и четырехмиллионной армией такая динамика, масштабы и бремя ресурсоемкого развития ПВО и РКО были если и посильны, то весьма надрывны.

Правда, уже тогда возникали принципиальные вопросы о достижимости амбициозных целей отражения массированного воздушно-космического нападения. Обоснованные сомнения вызывал, в частности, известный тезис о согласованном применении систем ПВО и РКО в рамках единого вида Вооруженных Сил. Военным специалистам, не отягощенным апологетикой ВКО, вклад подсистемы РКО, оснащенной в качестве активных средств ядерными противоракетами, в победу в обычной крупномасштабной или локальной войне представлялся ничтожным, в том числе по причине крайней уязвимости стационарных позиций РКО от действий дальнобойного высокоточного оружия.

К тому же в мировой ядерной войне, к которой вынужден был готовиться СССР, не просматривалась какая-то значимая роль созданной в стране масштабной системы ПВО, которая неотвратимо ослеплялась и уничтожалась ракетно-ядерным оружием стран НАТО. Все решала советская ядерная триада, прежде всего, способность РВСН к ответному ядерному удару в любых условиях обстановки. Возникал вопрос: а следует ли в принципе пытаться отразить то, что на существующем и прогнозируемом технологическом уровне объективно удастся в лучшем случае ослабить?

Стратегия презентаций

Однако на идее противопоставлять воздушной наступательной операции равную по масштабам оборонительную в 80–90-х годах защитила диссертации целая плеяда военачальников. На плакатах воздушно-космические самолеты, баллистические и аэробаллистические ракеты, высотные гиперзвуковые крылатые ракеты, низкоорбитальные спутники противника обреченно влетали в устремленные вверх зоны огня комплексов ВКО.

Умы военных специалистов и политиков возбуждал тезис о единстве воздушного и околоземного космического пространства, о возможном возникновении в нем своеобразного театра согласованных в пространстве и времени оборонительных военных действий оперативно-стратегического и стратегического масштаба. Причем не только в границах атмосферы, но и выше, где возможен лишь баллистический полет в заданном разгонными ступенями ракет-носителей направлении. Ведь для маневра летательного аппарата в космосе требуется запас рабочего тела и работа газодинамических устройств. Отклонение курса на несколько десятков градусов возможно лишь через много витков орбитального полета. Атака наземной или надводной цели космическим аппаратом осложнена тем, что, обращаясь по орбите со скоростью не меньше первой космической, он может выйти на рубеж атаки лишь один-два раза в сутки и всего на несколько минут, а то и секунд. Таким образом, согласованное в пространстве одновременное участие авиационных и космических средств, движущихся под действием принципиально разных физических сил, технически крайне затруднено. Да и не требуется в обозримой перспективе.

Зачем эвентуальному противнику технологии, требующие синхронизации разнородных оружейных процессов с точностью до секунд? Свои военные задачи он по-прежнему может решать сравнительно экономично и результативно силами авиации и МБР, даже без вывода объектов с оружием на борту на космические орбиты.

Во времена холодной войны противостояние средств воздушно-космического нападения (СВКН) и советских средств ПВО (РКО) небезуспешно использовалось американской стороной для военно-экономического изматывания СССР в гонке вооружений. Этому в значительной мере способствовало географическое положение нашей страны, окруженной военными базами государств НАТО. Но все же определяющими стали коренные преимущества СВКН перед средствами ПВО:
— исходная инициатива в действиях,
— высокая маневренность,
— колоссальное энергетическое превосходство, позволяющие действовать внезапно, быстро сосредоточивать усилия, массированно применять ударные беспилотные средства, неизменно обеспечивая требуемое для прорыва ПВО и поражения объектов соотношение сил.

Для противодействия одной группе самолетов, создающих угрозу избирательного или последовательного уничтожения пространственно разнесенных объектов, обороняющейся стороне требуется заблаговременное построение систем зенитного ракетного огня вокруг каждого объекта, что сопряжено с несоразмерными экономическими затратами.

В отличие от зенитных средств истребительная авиация ПВО способна к маневру в оперативном масштабе, но значительно уступает им во времени реакции. Эффективные действия возможны лишь при развитой аэродромной сети, совершенных и устойчивых к противодействию системах радиолокационной разведки и управления.

Весьма затратным стало соперничество в досягаемости огневыми средствами ПВО авиации противника. Все попытки обеспечить возможность поражения самолетов-носителей до рубежа пуска ими ракет быстро парировались увеличением дальности действия таких ракет, что заведомо более экономично по физико-техническим причинам.

Общий вывод однозначен: противоборство перспективных СВКН, способных к маневру в стратегическом масштабе, с адекватными по стоимости средствами ВКО становится для потенциального агрессора заведомо выгодным. По крайней мере до появления каких-либо нетрадиционных способов защиты объектов, качественно меняющих соотношение сил.

Военно-техническая политика США и поныне преследует цель на базе опережающего научно-технологического задела своевременно обесценивать оборонные усилия стран-соперниц и оказывать влияние на использование их ресурсов в выгодном для США направлении, в частности, для уменьшения наступательных возможностей потенциальных противников.

Метаморфозы ВКО

Вслед за распадом СССР и завершением холодной войны в развитии теории и практических замыслов ВКО последовали не заставившие себя ждать метаморфозы. Начало им положил указ президента Ельцина от 13 июля 1993 года № 1032 «Об организации противовоздушной обороны в Российской Федерации», в котором создание ВКО, хотя и было обозначено как приоритетное направление, но в обстоятельствах нарастающего социально-экономического кризиса, охватившего страну, оказалось непосильным.

Как следствие с подписанием указа от 16 июля 1997 года № 725 «О первоочередных мерах по реформированию Вооруженных Сил Российской Федерации и совершенствованию их структуры» началось стремительное сокращение и деградация системы ПВО страны и Вооруженных Сил. Былая организационная предпосылка для образования единой системы ВКО была упразднена после срочной передачи войск РКО в РВСН.

В свою очередь Войска ПВО к 1 января 1999-го по инициативе и под общим руководством министра обороны Игоря Сергеева были объединены с ВВС. Так появились войска ПВО ВВС. Одновременно началось многократное сокращение численности Сухопутных войск, а с ним и боевого состава ПВО СВ.

Разработки и производства новых средств ПВО стали единичными и никак не компенсировали не только моральное, но и физическое старение парка, накопленного в прошлом. Пришли в негодность и опустели тысячи наземных боевых позиций, сотни военных городков, десятки аэродромов базирования истребительной авиации по всей стране. Открылись десятки тысяч километров воздушной границы, особенно на малых и предельно малых высотах. Над значительной территорией России какое-либо воздействие по воздушным целям полностью исключалось. В перечне важнейших объектов страны и Вооруженных Сил, подлежащих по решению высшего государственного руководства прикрытию Войсками и силами ПВО, резко возросла доля тех, для которых не обеспечивалось даже истребительно-авиационное прикрытие. Силы и средства ПВО постоянной готовности ужались до нескольких локальных районов. Среди постоянно боеготовых компонентов не стало системы ПРО Москвы (А-135) с ядерными противоракетами.

В 2011 году образуются Войска ВКО как отдельный род войск в составе Вооруженных Сил Российской Федерации, формально просуществовавшие до 2015-го. С 1 июня 2009 года в их составе объединились так называемое оперативно-стратегическое командование ВКО (Балашиха Московской области) и Космические войска. Силы и средства ПВО за пределами столичного региона были переданы в военные округа, притом что все соединения ПВО ВВС в 2010-м были переформированы в «бригады ВКО» (без истребительной авиации ПВО, переданной авиабазам). Таким образом, ПВО и ВВС в видовой структуре Вооруженных Сил снова размежевались.

Между тем при скороспелой реформе военного образования остро стоял вопрос о ликвидации осиного гнезда апологетов ВКО – Военной академии ВКО имени Маршала Советского Союза Г. К. Жукова в Твери (ВА ВКО). Так бы и случилось, не будь в 2013-м возглавлявший военное ведомство Анатолий Сердюков отрешен от должности.

С 2013 года уже при новом министре обороны наметился возврат к дивизиям ПВО. Но стратегический уровень управления ПВО был утрачен.

И все же аббревиатура «ВКО» оказалась на удивление живучей. По-видимому, в связи с необходимостью выполнять один из майских указов президента Российской Федерации (№ 603 от 7 мая 2012 года), в котором правительству предписано обеспечить приоритетное развитие в том числе средств ВКО.

На практике оказалось, что Войска ВКО «по предназначению» уже в наличии, а самой ВКО и новых средств для нее по существу еще нет. В частности, высотная и дальнобойная ЗУР для С-400, способная обеспечить противоракетные и противоспутниковые возможности системы, в войска не поступала. Коллизия в определенной мере разрешилась путем образования в 2015 году Воздушно-космических сил (ВКС), в которых Космические войска воссозданы как род войск, включающий в свой состав такие информационные компоненты бывших войск РКО, как главный центр предупреждения о ракетном нападении и главный центр разведки космической обстановки.

Таким образом, аббревиатура «ВКС», обозначавшая в 1992–1997 годах «военно-космические силы» как род войск центрального подчинения до их включения в состав РВСН, наполнилась новым смыслом и содержанием. ВКС, как новый вид Вооруженных Сил, с 1 августа 2015-го объединяет в статусе родов войск военно-воздушные силы, Космические войска и Войска ПВО и ПРО.

От этих долгих шараханий в российском военном строительстве, продиктованных в известной степени поиском места и роли ВКО в военной организации современной России, у неискушенного налогоплательщика возникает много вопросов, в их числе о чистоте помыслов консерваторов и реформаторов. Есть претензии и к военной науке, занятой в тематике ВКО не столько поиском истины, сколько обоснованием уже принятых решений.

Судя по публикациям последних лет, даже профессуре ВА ВКО до настоящего времени не вполне ясно, что такое ВКО в конструктивном понимании. Это задача, требующая безусловного выполнения, или всего лишь разновидность обороны? Причислять ли к ВКО комплекс соответствующих общегосударственных мер или ограничиться подготовкой и ведением военных действий в воздушном и космическом пространстве? Что понимать под системой ВКО? Подлежит ли защите только малая часть критически важных объектов страны и Вооруженных Сил или большинство объектов стратегического значения? Какая ВКО может считаться эффективной? И посильна ли ВКО технологически и экономически для России в обозримой перспективе? В 2013 году на слушаниях в профильном комитете Государственной думы даже обсуждался вопрос о разработке проекта Федерального закона о ВКО.

Конечно, проведены и продолжают проводиться научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, выполняются системные проекты по построению в России ВКО. Как водится, речь идет вначале об освоении бюджетных средств на создание головного участка системы ВКО с модернизацией существующих средств РКО, в их числе подмосковной системы ПРО на стационарных позициях (А-225), и созданием новых мобильных систем ПВО и ПРО (С-500).

Логика подсказывает, что первоочередными объектами будущей ВКО должны стать объекты РВСН, обеспечивающие ядерное сдерживание и неотвратимость ответа в «судный день». В этой связи даже возникает идея: а не сосредоточить ли объекты такого рода теперь ближе к столице, если старый подмосковный «чемодан» со стационарными компонентами ПРО (А-135/225) выброшен быть не может?

Так или иначе, вновь образованным ВКС России предстоит определить рациональные пропорции между своими ударными и оборонительными возможностями в воздушной и космической сферах.

Глобальный удар малой кровью

Американцы всячески поддерживают апологетику ВКО и даже в одностороннем порядке вышли из Договора по ПРО еще в 2001 году. Однако, руководствуясь принципом «лучшая защита – нападение», строят свою систему стратегической ПРО принципиально иначе.

С учетом географического положения России как континентальной державы по ее периметру намечается развертывание противоракет, способных уничтожать взлетающие российские МБР на активном участке полета, когда они максимально уязвимы. К настоящему времени на различных кораблях развернуто уже несколько сотен противоракет типа RIM-161 SM 3 системы «Иджис», обладающих статусом одной из наиболее успешных разработок агентства по ПРО (MDA). Намечается их размещение и на надводных кораблях стран – союзниц США.

Предполагается, что противоракеты будут и дальше совершенствоваться с доведением максимальных скоростей полета до 4,3–5,6 км/с, а дальности действия – до 1000 км (трехступенчатые RIM-161 SM 3 Block IIB). В перспективе запуски таких гиперзвуковых ракет смогут точно синхронизироваться в глобальной разведывательно-ударной системе, построенной на основе американской комплексной орбитальной системы боевого управления, связи и разведки, с возможностью перенацеливания в полете.

Учитывая универсальность американских корабельных и стационарных пусковых установок (Mk41), способных к заряжанию как ударными КР, так и противоракетами системы «Иджис», нетрудно, по крайней мере гипотетически, представить себе следующий тревожный и весьма коварный сценарий.

В США втайне создаются и сотнями накапливаются в пусковых контейнерах на морских и наземных носителях неядерные якобы противоракеты, способные после баллистического заброса быстро перемещаться в атмосфере и с прецизионной точностью поражать не только ракеты противника, но и заранее выявленные цели на дальностях во многие сотни километров. Технологически это реально и экономически для США вполне посильно.

Среди таких целей могут быть пункты управления российских СЯС, объекты Космических войск, ПВО-ПРО, а главное – позиции РВСН, а также РПКСН в надводном положении и аэродромы взлета стратегической авиации. Боевое снаряжение псевдопротиворакет, безусловно, имеет смысл адаптировать под соответствующий тип цели. Но изначально ясно, что мощный кинетический удар прямым попаданием, например, в шахтную пусковую установку МБР способен предотвратить ее пуск.

Залп может быть осуществлен с европейской территории (базы в Польше, Румынии), с акваторий Балтийского, Средиземного и Черного морей, а в перспективе и с территории американских союзников в Юго-Восточной Азии (базы в Японии и Южной Корее), где «противоракеты» в принципе могут быть первоначально размещены против таких стран, как Северная Корея. По мере уменьшения ледяного покрова в Арктике открываются дополнительные возможности пуска с гражданских судов, следующих Северным морским путем.

Далее по сценарию: внезапный массовый старт в сторону России сотен ракет передового базирования засекается российской системой ПРН. Таким образом провоцируется решение на применение ядерного оружия. Даже за пять минут раздумий об ответном ударе и за время прохождения необходимых команд боевого управления американские гиперзвуковые «противоракеты» успевают накрыть ключевые объекты на территории России. Имеющаяся подмосковная система ПРО неизбежно прорывается, противоспутниковые средства уничтожаются на земле, система ПРН слепнет и уже не видит пуска ядерных МБР противника. Российский ответный ядерный потенциал в шахтных пусковых установках и на маршрутах боевого патрулирования мобильных ракетных комплексов с МБР интенсивно снижается.

После принятия решения на пуск российских ядерных МБР и их схода с пусковых устройств они продолжают поражаться неядерными противоракетами на взлете. Факел двигателя их первой ступени обнаруживается в течение нескольких секунд и устойчиво сопровождается мощной сетью инфракрасных космических датчиков системы SBIRS. При этом обеспечивается возможность адаптивного перенацеливания противоракет, первоначально наводящихся на шахтную или мобильную пусковую установку, на стартовавшую из нее МБР. В перспективе не исключено поражение МБР на активном участке полета еще и лазерными орбитальными комплексами противника.

А уже через полчаса будут на подходе ядерные МБР, запущенные с ПЛАРБ в океанских зонах и с континентальной части США, как ответ стране-агрессору, применившему ядерное оружие первым. Уцелевшие единичные ядерные МБР уничтожаются над Северной Америкой противоракетами комплекса GBMD, введенными в строй в 2005 году.

Стратегическая американская мечта – вырвать у России ядерное жало – сбывается сравнительно малой кровью. Искушение велико.

Такой вариант быстрого глобального удара под видом противоракетных действий с точки зрения достижения военной победы представляется гораздо более результативным, чем классическое построение и применение стратегической ПРО. На фоне сценариев такого рода становятся понятными ожидаемое дополнительное наращивание дипломатических усилий США по дальнейшему сокращению ядерных арсеналов и поиск поводов обвинить Россию в нарушении Договора о РСМД.

Окончание следует…

/Сергей Васильев, д.т.н., Владимир Криворучко, д.т.н., vpk-news.ru/