Недостаток патронов, пережитый русской армией в период Первой мировой войны, не так известен, как нехватка снарядов, но он сыграл не менее драматичную роль. При этом в документах и свидетельствах, отражающих события столетней давности, поневоле находишь немало до боли знакомых мотивов.
21 февраля 1912 года Николай II посетил в Михайловском артиллерийском училище лекцию полковника Владимира Фёдорова, который в этот период весьма активно работал над созданием автоматической винтовки. Покидая аудиторию, император сказал конструктору, что он против применения в армии нового оружия, поскольку для него не хватит патронов. Высказывая «августейшее» мнение, Николай II не мог и предположить, насколько оно оправдается с началом мировой войны. Автоматическая винтовка на вооружение не поступила, но уже через полгода боевых действий перестало хватать патронов для магазинных винтовок и пулеметов.
Нормы и запасы
В 1908 году на вооружение принят трехлинейный 7,62-миллиметровый винтовочный патрон с легкой остроконечной пулей и новым сортом пороха. Его принимали как временный – для улучшения баллистических характеристик имеющихся образцов винтовок и пулеметов. Вместе с новым оружием (той самой автоматической винтовкой В.Фёдорова) ожидалось появление и нового винтовочного боеприпаса уменьшенного калибра. Но именно трехлинейному патрону суждено было стать основой для этого семейства, продолжающего службу по сию пору. А в Первую мировую войну он был основным пехотным боеприпасом.
В том же 1908-м утверждены нормы запасов винтовочных (ружейных, как их предпочитали называть) боеприпасов. Они обсуждались в Мобилизационном комитете Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) на основании расхода в сражениях Русско-японской войны и составляли следующее количество патронов:
— на винтовку полевой и резервной пехоты – 1000;
— на войсковой пулемет – 75.000;
— на винтовку в крепостях – от 1500 до 2500;
— на крепостной пулемет – от 30.000 до 50.000;
— на винтовку государственного ополчения – 200;
— на винтовку местных конвойных команд – 30.
Всего – около трёх миллиардов патронов на все винтовки и пулеметы.
На тот момент эти нормы уже признавались заниженными. В условиях экономического кризиса их подгоняли под требования Министерства финансов. При этом в 1909 году совещанием министра финансов, государственного контролера и помощника военного министра решено было в целях общего сокращения расходов (знакомая «государственная забота») подвергать возможному снижению затраты на заготовление ружейных патронов.
Генерал Дмитрий Кузьмин-Караваев, занимавший в 1909–1915 годах пост начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ), упоминал, что «по чрезвычайным сметам 1909, 1910 и 1911 годов ГАУ входило с представлением об открытии кредита на изготовление патронов для пополнения запасов, всего за три года в сумме 25 миллионов 460 тысяч рублей, но за этот период поступило в распоряжение ГАУ лишь 15 476 564 рублей». Да и из этих средств часть пущена на другие работы. Просто для сравнения: зарубежные заказы на патроны, выданные Россией в последние два года войны, обошлись в 492 миллиона золотых рублей.
Установленных запасов создать не успели и не могли успеть. К началу войны имелось лишь 2 446 000 050 патронов (по другим данным – 2 503 000 000), что не обеспечивало боеприпасами по нормам даже имевшиеся винтовки и пулеметы.
Можно увидеть связь между финансовыми и производственными возможностями и планами быстротечной маневренной войны, которую исповедовали все армии накануне Первой мировой. Предполагалось вести боевые действия заранее созданными запасами при условии пополнения их продукцией имевшихся патронных заводов. При таком подходе ни одна страна просто не должна была выдержать долгой войны. Длительность ее так и определяли – от двух до шести месяцев, в худшем случае – год. Вступая в войну, никто не мог предположить, насколько велик окажется расход боеприпасов и какие сверхординарные меры придется принимать для наращивания их производства.
И главной проблемой было, пожалуй, не выполнение планов заготовления, а состояние промышленности. Если Германия, Великобритания, Франция имели ресурс расширения производства государственных заводов и привлечения частных компаний, то в России ситуация оказалась куда хуже.
Изготовление патронов накануне войны велось на двух казенных заводах (Петербургском/Петроградском и Луганском) и одном частном (Тульском патронном заводе Акционерного общества тульских меднопрокатных и патронных заводов), бездымного пороха – на трех казенных (Охтенском, Казанском, Шосткенском) и одном частном (Шлиссельбургском) заводах. Неудачные попытки Военного министерства добиться кредитов на постройку третьего казенного патронного и четвертого порохового заводов в 1906–1908 годах можно объяснить экономическим кризисом, но и с улучшением экономической ситуации и увеличением государственных доходов в 1911–1913 годах планы постройки новых предприятий остались только планами. При пересмотре норм запасов в 1910-м запас по винтовочным патронам пересматривать не стали – ГУГШ признавало его в общем достаточным, хотя и считало, что стоит увеличить производство патронов на время войны.
Три патронных завода накануне войны были рассчитаны на общую производительность 550.000.000 винтовочных патронов в год. Полную загрузку они получили только в 1912-м – за два года до войны. С одной стороны, улучшилась экономическая ситуация, с другой – на военное и государственное руководство повлияло обострение военной опасности на Балканах.
Но с расширением производства увеличился выход брака из-за ухудшения качества пороха и перенапряжения самих патронных предприятий. Пришлось испрашивать средства на расширение помещений и усиление механических средств. Хроническое урезание финансирования не позволяло накапливать и должных запасов материалов – стали, меди, латуни, порохов, непроизводительный запас обременял казенные заводы («оптимизировать расходы» военного ведомства пытались и тогда).
Уже в ходе войны бывшему начальнику ГАУ генералу Дмитрию Кузьмину-Караваеву по меньшей мере дважды пришлось давать показания следственным комиссиям по вопросам снабжения армии, в том числе винтовочными патронами. В ноябре 1915 года он сообщал Верховной комиссии для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиной несвоевременного и недостаточного пополнения запасов воинского снабжения армии, учрежденной Николаем II, что «производительность казенных заводов в отношении пороха ВЛ (марка винтовочного пороха) на случай войны была установлена в той же максимальной цифре, как и в мирное время: 120 тысяч пудов, необходимых для снаряжения 600 миллионов патронов».
27 марта 1917 года в показаниях Верховной следственной комиссии, учрежденной уже Временным правительством, Кузьмин-Караваев указывал: «В 1908 году Военное министерство, представляя в Государственную думу план пополнения запасов, исчисленный в сумме 305 миллионов, требуемые кредиты на изготовление трехлинейных патронов рассрочило на восемь лет, начиная с 1909 года. Такое решение было принято в соответствии с производительностью патронных заводов… Для увеличения ежегодного выхода патронов надлежало широко оборудоваться станками новейших образцов и привлечь к исполнению больших заказов частный Тульский завод, который беспрепятственно приобрел заграничное оборудование… Казенные заводы в 1909 и 1910 годах не получали разрешения на покупку заграничных станков, так как Министерство торговли надеялось установить производство станков требуемых образцов в России».
Но оказалось, что отечественные предложения просто не удовлетворяют техническим требованиям заводов. Характерный пример – Артиллерийский комитет, разбирая 5 июня 1907 года вопрос о покупке второго прокатного стана для латунно-мельхиорового завода при Петербургском патронном заводе, остановил выбор на проекте завода Фридриха Круппа.
Разрешение на покупку германского оборудования для казенных патронных заводов получено только в 1911 году. Германия оставалась главным торговым партнером России. Это внушало опасения – военный министр Владимир Сухомлинов, например, несколько раз обращал внимание Совета министров на частное «Русское общество для выделки и продажи пороха», администрация и многие служащие которого являлись германскими подданными. Но сократить зависимость от иностранных поставок не удавалось.
Регулярно срезались сметы и на строительство предприятий химической промышленности, например критичных для изготовления бездымных порохов производств серной и азотной кислот. В первые два года войны «кислотная» проблема вызвала резкий рост цен. На закупку в одной только Англии основных компонентов для промышленности боеприпасов, по данным советского экономиста Ивана Маевского, за годы войны потрачено 66 миллионов золотых рублей – более чем вдвое против того, что требовалось на строительство российских сернокислотных заводов.
Хотя отечественное производство серной кислоты удалось-таки в 1916-м увеличить в три раза по сравнению с 1912-м. В изготовлении азотной кислоты русская промышленность зависела от чилийской селитры, для получения которой в годы войны пришлось прилагать большие усилия. Это стимулировало отечественные работы по получению азотной кислоты из аммиака коксовых печей, но первое такое предприятие удалось запустить в Юзовке лишь в начале 1917 года.
Не представляется возможным
Первые месяцы войны, казалось бы, подтверждали прежние расчеты. Заявки войск не выходили за рамки ожидавшихся, местные парки поставляли патроны вполне исправно, оставалось принимать меры для пополнения расходуемых запасов. На фоне обнаружившегося «снарядного голода» и нехватки винтовок для новых формирований вопрос винтовочных патронов казался вполне благополучным.
Гром грянул в самом начале 1915-го. 23 января начальник артиллерийских снабжений Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Голицын телеграфировал в ГАУ: «Еженедельно высылаемых трех миллионов недостаточно. Прошу увеличить еженедельную норму и выслать в Киев единовременно сколько можно». 10 февраля главный начальник снабжений Северо-Западного фронта просил высылать ежемесячно «не менее 75 миллионов винтовочных патронов (или 19 миллионов в неделю) ввиду того, что количество войск возросло и расход… возрастает».
К 1 сентября среднемесячный расход патронов составлял примерно 156 миллионов штук. Начальник ГАУ извещал помощника военного министра генерала Александра Лукомского: «Удовлетворить требования в мере действительной необходимости не представляется возможным, так как они значительно превышают поступления винтовочных патронов».
Заводы регулярно запрашивали об их дневном выпуске. Характерны показания директора Акционерного общества тульских меднопрокатных и патронных заводов все той же Верховной следственной комиссии: «Недостача пороха в мае 1915 года вызвала сокращение снаряжения боевых винтовочных патронов с 1 по 6 мая и полную остановку снаряжения с 23 по 30 мая».
Определившаяся потребность в винтовочном порохе – 600 миллионов пудов в год – впятеро превышала возможности внутреннего производства. Подготовительная комиссия по артиллерийским вопросам Особого совещания по обороне 1 сентября 1915 года указывала: «…надлежит иметь в виду, что артиллерийское ведомство располагает запасом до 60 миллионов гильз с пулями, которые не могут быть снаряжены за отсутствием потребного пороха. Комиссия признала необходимым озаботиться скорейшим получением такого из-за границы… На дальнейшие с декабря месяцы задержка в изготовлении патронов зависит уже не от пороха, а от количества гильз. Надлежало бы всемерно усилить производство гильз внутри империи, на что, однако же, нужно довольно продолжительное время. Поэтому приходится по необходимости обратиться к заграничным заказам. По доложенным справкам, таковой заказ дан американским заводам на 750 миллионов патронов…».
Решение о расширении пороховых заводов Военный совет принял в феврале 1915-го, о выделении кредитов – только в июне. Новый Тамбовский пороховой завод запустили лишь в 1917-м.
Порох был не единственным дефицитом. Стоит упомянуть применение отбракованных трофейных боеприпасов – из пуль негодных германских патронов, например, выплавляли свинец для сердечников собственных пуль. В связи с многочисленными запросами о повторном использовании стреляных гильз начальник Петроградского патронного завода в рапорте от 8 декабря 1915 года специально указал «невозможность переснаряжения гильз трехлинейных австрийских и японских патронов». Организация производства боеприпасов на частных заводах, кроме Тульского, оказалась совершенно невозможной. Точность, необходимая для изготовления винтовочного патрона, была для них недостижима.
На фоне большого отступления русской армии летом-осенью 1915-го все это выглядит особенно драматично. По утверждению генерала Николая Головина, в сентябре 1915-го командующий 9-й армией не стал развивать наступление, поскольку командующий фронтом Николай Иванов отказался прислать на грузовиках один миллион ружейных патронов (хотя вряд ли стоит сводить тяжелые события 1915 года к одной лишь нехватке вооружений и боеприпасов). Разумеется, начались взаимные обвинения командования и довольствующих органов.
Генерал Алексей Маниковский, бывший начальником ГАУ в 1915–1917 годах, указывал, что в войсках «забивались патронами не только назначенные для этого ниши и погребки, но самые окопы, блиндажи и ходы сообщения… Полевой генерал-инспектор артиллерии во время одной из своих поездок на фронт нашел на небольшом участке недавно оставленной позиции около восьми миллионов вполне исправных патронов». Но тот же генерал-инспектор, оценив запасы патронов в 8, 9 и 11-й армиях Юго-Западного фронта, признавал, что они ничтожны для скорострельного оружия и для упорных и длительных боев.
Боеприпасы революции
Максимальная производительность русскими патронными заводами достигнута в октябре-ноябре 1916-го в основном за счет увеличения рабочих смен и загрузки оборудования – 150 миллионов патронов в месяц. Это втрое больше среднемесячных показателей начала войны, но потребность возросла еще существеннее: если до июля 1914-го она оценивалась в 50 миллионов в месяц и 600 миллионов в год, то с 1 января 1916 года – 200 миллионов в месяц и 2 миллиарда 400 миллионов в год.
Заметно выросло значение сравнительно молодого Луганского завода. Производительность Петроградского завода ограничила организация производства на нем патронов иностранного образца – японских для полученных из Японии винтовок «Арисака» и австрийских для трофейных винтовок «Манлихер» и пулеметов «Шварцлозе». Наращивание выпуска вновь сказывалось на качестве. В частности, выявились многочисленные осечки винтовочных патронов изготовления 1915 года из-за «низких наковален» гильз. А в 1916-м пришлось еще осваивать выпуск бронебойных и зажигательных пуль к русскому патрону.
В 1915 году начато наконец строительство казенного патронного завода в Симбирске, но его не удалось пустить в строй до 1918-го да и то после эвакуации сюда части оборудования Петроградского завода.
Зарубежные заказы патронов «русского образца» выданы в США и Канаду. Значительные заказы в Соединенных Штатах получили фирмы «Ремингтон» и «Юнайтед Стейтс Картридж Компани». Как и в ряде других случаев, приходилось в качестве приемщиков посылать опытных инженеров, чтобы наладить исполнение русских заказов на должном уровне. Патроны закупались также у «Максим Амунишнз». К июню 1917-го Россия получила 573.539.000 американских трехлинейных патронов.
Закупали за рубежом и винтовочный порох. Уже 6 августа 1914 года в Японию и США командированы инженеры-пороховщики для размещения крупных заказов и установки производства пороха для трехлинейных патронов. Произведена наличная покупка в Соединенных Штатах готовой партии этого взрывчатого вещества, подходившего к русским боеприпасам. Основная часть примерно из 793.000 пудов пороха для винтовочных патронов, изготовленных за время войны, была закуплена за рубежом – в основном у американцев.
С начала войны до 1 января 1917 года Российская армия получила 2.850.000.000 патронов от отечественных заводов и 1.078.000.000 – от зарубежных. Если заметно ослабить «винтовочный голод» удалось в начале 1916 года, то в целом снять вопрос о недостатке винтовок и патронов – только к 1917-му. Но для «военных успехов» было уже поздно, а вот для революции в самый раз.
/Семен Федосеев, vpk-news.ru/
Все это доказывает «преимущества капитализма»