Проклятые вопросы нашего времени — «Мистраль»

Итак, продолжаем про «Мистраль». В первой части мы затронули, так сказать, вопросы физиологической совместимости. Теперь собственно о технологиях. Я пока не понял, что вообще имеется в виду, когда говорят слово «технологии» применительно к купле-продаже «Мистраля». Ибо технологий здесь может быть как минимум две группы: технологии кораблестроительно-механические и, так сказать, бортовые интеллектуальные, то есть то, чем «напичкан» боевой пароход. Мы, конечно, посмотрим обе группы.

Кораблестроение и механика. С чего хотелось бы начать? С того, что сами нормы в кораблестроении у разных стран разные. Вплоть до норм прочности. И не всегда, далеко не всегда «их» нормы лучше гарантируют качество, чем наши.

Как раз заканчиваю читать книгу Р.Мельникова про крейсер «Адмирал Корнилов». Его строили в первой половине 1880-х годов как раз во Франции. И, что особо интересно, обстоятельства подписания контракта, задания требований изрядно напоминают сегодняшний день: всё делалось под рукой генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича, под прямым руководством управлявшего Морским ведомством адмирала Шестакова. Главморштаб, Морской технический комитет, как правило, ставились перед фактом свершившихся уже решений и событий. Очень непрозрачный был гешефт…

Так вот, эти ребята позволили французам сделать боевой корабль без двойного дна! Чуть прошёлся корабль по верхушке рифа, прорезал тоненько обшивку, неглубоко, но на приличной длине, – и отправляйся кормить раков! В русском судостроении такое было просто невозможно. А французы говорят – а вот у нас аналогичные крейсера, они тоже без второго дна строятся. Наши правила это допускают… Там ещё было много всякого, с водоотливной системой, с нагревом подшипников, с удобством обслуживания агрегатов силовой установки… Но хватит с нас и второго дна, достаточно яркий пример.

Ну, ладно, допустим, с этим всё в порядке, или это можно просто стерпеть. Прослужил же «Корнилов» до 1911 года. Только вот в Цусиму его не пустили – «во избежание». В то время как более старые корабли, например, крейсера «Владимир Мономах» и «Дмитрий Донской» туда пошли. Если «Мистраль» не пускать в бой, да не пускать в Арктику, да ещё что-то… Так, глядишь, и прослужит нормально.

А вполне может быть, я уже сказал, что у «Мистраля» с прочностью, делением на водонепроницаемые отсеки, вообще с конструкцией всё в порядке. Но ведь мы собрались четыре таких штуки построить у себя. И получить с того новые технологии.

Это что значит? Нарисуют нам французы, как стапель строить. А у нас есть такой сортамент в металлопрокате, из которого собирается стапель по французским чертежам? Или будем у них покупать? Или будем чертежи переделывать под наш сортамент? Или завод специально построим с прокатным станом, который, опять же, купим у французов?

Да что там стапель… Корабли типа «Мистраль», как видите, собираются из двух секций. У нас, насколько я знаю, ничего близкого в крупном кораблестроении нет; может, это и есть те новые технологии, которые мы так надеемся получить? А мы уверены, что под это дело не придётся строить не просто новый завод, а такой, о котором мы и понятия не имеем? Или нам его французы построят? А сколько это будет стоить? Может, правда лучше за эти деньги наши заводы эволюционно модернизировать, а не устраивать революцию в отечественном кораблестроении?

Ладно, проехали, не знаю, может быть, прокат чёрных металлов уже давно международно стандартизирован. Дальше наступает черёд корпусных конструкций. У нас совпадают характеристики судостроительных сталей? Если нет, кто и за сколько будет пересчитывать, перечерчивать поперечные сечения шпангоутов, бимсов, стрингеров, всяких книц и угольников? Толщину палубных настилов и подкреплений под ними? Или купим сталь у французов, да их же попросим её прокатать до нужных толщин?

Оборудование верфи: краны, прессы, станки, промышленные роботы, – тоже французские, естественно, иначе – что такое лицензия? Так, а расходники для них? а запчасти? мерительный и вспомогательный инструмент для периодической настройки, подготовки к работе этого оборудования? А контрольные приборы для верификации мерительного инструмента?

Знаете, не хочется дальше всё подробно рассматривать, лезть во все дырки. Да и не могу я, не настолько я специалист. И не нужно это нам, достаточно опять увидеть «туманный абрис тысячи проблем». Чтоб не думать, что всё так просто. Или что всё сводится к ограниченному количеству простеньких дилемм.

Но немного продолжим. Чтобы металл не ржавел, его покрывают покрытиями. В разных местах это разные покрытия, требования к ним разные. Одно дело белая краска в офицерском гальюне, другое – белая краска на выхлопной трубе, которая нагревается до 300°. Одно дело краска для тропиков, другое – для Арктики. Здесь, как и везде, – опыт, сын ошибок трудных. Те требования, которые пишутся в ТУ (технические условия, один из основных документов при постройке чего бы то ни было) на наши корабли, в том числе и в части всяких покрытий, они наверняка отличаются от французских.

Всё же французам естественнее годами неподалёку от экватора плавать, а нам – возле Северного полярного круга. Разный у нас опыт. Разные требования в ТУ. А в лицензионной документации будут, я так думаю, французские покрытия – какие же ещё?

Может, конечно, оказаться так, что передовые западные покрытия лучше наших по всем показателям, во всех условиях, раз и навсегда. А только скорее – какая-нибудь бяка да вылезет. А и не вылезет, опять вопрос: так и будем 40 лет, пока «Мистрали» буду служить, покупать во Франции краски, мастики и прочие белила?

Ладно, мы же не уверены, что «Мистрали», которые мы будем строить в – Питере? Северодвинске? в Комсомольске-на-Амуре?, – что мы будем их красить французским суриком. Возьмём наш… и, не исключено, встретимся с другими проблемами. Типа плохого прилипания нашего сурика к ихним поверхностям. Он прилипнет, но через год отвалится. Может, и не отвалится, а только – кто проверял? кто гарантирует? Будь я командиром, я бы беспокоился, это мне потом красить втрое чаще, чем по нормам эксплуатации.

Наконец, третий вариант: можно построить у себя завод по выпуску французского сурика. Опять же, ясное дело, по лицензии. Вопрос: а на покупку этой лицензии деньги сразу предусмотрят? Или через три года после начала постройки опомнятся и станут тянуть из бюджета? А сырьё? Есть у нас именно то сырьё, которое нужно лицензионному заводу?

Но есть не только покрытия. Есть расходные материалы для силовой установки: масла моторные и трансмиссионные, смазки жидкие и густые, пасты притирочные и жидкости промывательные, и т.д. И все они прописаны в инструкциях по эксплуатации. И где брать всё это, десятки, небось, наименований, для французских дизелей и электромоторов, компрессоров и помп? Опять – завод по лицензии? На заграничном сырье?

Словом, везде получается: в современной индустрии, за что ни потяни, вытянешь сеть производственных связей, ветвящуюся, расширяющуюся и практически бесконечную по длине.

Заканчивая эту мысль, признаюсь: я намеренно нарисовал очень мрачную картину. Из неё как бы получается, что вообще ничего нельзя сделать на базе иностранной технологии. Да нет, конечно, можно, у нас у первых есть опыт всяких Юнкерсов, ГАЗов и ВАЗов. А реальная мораль этой мысли та же, что и раньше: не так всё просто. Я сопротивляюсь тем, кто говорит или пишет: возьмём западные технологии и будем в шоколаде:

— во-первых, это совсем непросто и гораздо сложнее, чем во времена ГАЗов и ВАЗов;

— во-вторых, об этом надо думать сразу! Не после, а до! А то потом получится как раз то, от чего хотят уйти, дав заказ иностранному, а не отечественному кораблестроителю. Получится, что и денег истратим в разы больше, чем собирались, и времени, и неизвестно что получим на выходе.

*****

Сейчас в теме «Мистраля» мы подошли, наверное, к самому для меня интересному. Это тема «пустого корыта»: некоторые опасаются, что французы дадут нам пароход (равно как и лицензионную документацию) без всякой начинки. И получим мы пустой железный сарай, а высоких технологий никаких не получим. Обманут прожжённые натовцы наших дурачков…

А у меня вопрос: а чего, собственно, ждут эти люди, которые хотят «с начинкой»? А сможем ли мы применить эти технологии? А, если присмотреться, не окажется ли, что они ставят такие вопросы, создают такие проблемы, что уж лучше – «пустое корыто»?

Знаете, долго думал, откуда начать – сверху или снизу. Сверху – это с той самой «сетецентрической операции»: единое информационное поле, глобальное управление в реальном масштабе времени, боевые действия в четырёх средах… Снизу – от того, что такое получить чужую вычислительную сеть, на чужом «железе», с чужим софтом. Сеть, сделанную не для того, чтобы гонять стрелялки или даже Excel с Фотошопом, а чтобы управлять совершенно специфическими системами. Управляющую по не нами задуманной логике, выполняя не нами написанные алгоритмы посредством программ, написанных на языке (языках), у нас не использующемся. Сеть, созданную по идеологии, выпестованной, вымученной не у нас и гарантированно отличающейся от того, что вымучивали наши спецы и в чём они теперь более или менее уверены.

Пожалуй, попробую начать сверху.

Уровень верхний. Внешняя информация

Итак, современный корабль в современной морской операции. Он получает навигационные данные от спутников и наземных радионавигационных систем. Он получает информацию о тактической и оперативной обстановке от спутников; самолётов базовой и палубной авиации и даже от стратегических разведчиков, как своих, так и союзнических; от кораблей своего ордера и от других корабельных соединений; из штабов национальных и коалиционных. Он получает команды с берега, с моря, и он сам командует кораблями и авиацией своего соединения и силами, действующими в его интересах – теми же кораблями, самолётами, подлодками, десантом.

Но ведь всё это – протоколы информационного взаимодействия. Информация – это не хриплый голос сквозь треск в телефонной трубке. Это, в конечном итоге, набор нулей и единиц. Для того, чтобы превратить это набор в хриплый голос, чаще – в буквы и цифры на экране и принтере, ещё чаще – в другие нули и единицы, поступающие в память электронных систем – потребителей информации… Для этого надо знать, что означает каждая единица и каждый ноль в данном месте информационного пакета. Это и называется – протокол взаимодействия. А ещё раньше надо «отловить» эти нули и единицы, потому что на антенне приёмника есть только амплитуды, частоты и фазы радиоволн; надо знать, какая амплитуда, какая фаза означает «0», а какая – «1».

Вверху: НАТОвский патрульный и противолодочный самолёт Бреге Br.1150 «Атлантик». А внизу его примерный аналог, российский Ил-38. Могу пообещать серьёзно изжевать один из своих галстуков, если окажется, что у них одинаковые протоколы связи с надводными кораблями, да вообще с чем бы то ни было. На частоты закладываться не буду, может, и пересекаются. А на протоколы – готов.

Прошу искушённых в этих вопросах извинить мои упрощения. Там, где сочтёте их недопустимыми – поправляйте.

В недавние времена такие протоколы, или их значительная часть, были совершенно закрытой информацией, составляли важнейшую часть военной и государственной тайны, почище боевых частот радаров ПВО страны. Кто интересовался, знает, как много вреда принесли немцам и как много пользы – союзникам расшифровки шифрованных переговоров между штабами немецких ВМС и подводными лодками в океане. А шифрованная связь – это один из ранних видов протокола взаимодействия, просто она тогда так не называлась.

И что, теперь нам всё отдадут? Чтобы мы могли пользоваться всей глобальной натовской инфраструктурой? Чтобы мы понимали, какой приказ отдан авианосному ударному соединению на той стороне Атлантики? Возьму круче: чтобы мы могли скомандовать, скажем, английским патрульным самолётам на противолодочном рубеже у Шетландских островов, чтобы они оттуда убирались?

Ладно, а вдруг дадут? Никаких секретов, мы друзья… И будут наши офицеры тупо смотреть на экраны общей обстановки на морском театре, не понимая: это что за значок? Корвет? или минная банка? А это что за группа цифр? Координаты? Нет, вроде бы, если координаты, должно быть семь цифр, а тут шесть… Координаты, но не географические, а внутри данного квадрата? А что они обозначают синим, вот синие линии, вот пунктиры, а вот – площадки синим закрашены…

Конечно, это у меня буффонада. Если уж дадут протоколы, то и значки объяснят; а может, наша разведка уже давно всё это знает.

Ладно, а дальше что? Вот на бывшем «Мистрале», названном у нас «Святополк Окаянный», группа офицеров стоит у экранов в боевом информационном центре и всё понимает. Но ведь «Святополк» – это флагман соединения, он должен, как мы уже говорили, управлять кораблями своего соединения, силами поддержки, десантом на берегу, если таковой состоялся… вообще всеми, кем придётся по ходу операции. А у них-то – отечественные системы и, соответственно, отечественные протоколы взаимодействия (не будем больше о значках на экране). Не сможет «Святополк» им и одного слова передать; зато передачи с него будут отлично понимать натовские «друзья».

И так всё. «Святополк» не будет понимать, что ему шлют спутники и разведчики. Что ему командуют из Главморштаба и что отвечает на его команды тральщик, замыкающий походный ордер эскадры…

А ещё – их системы радиоэлектронной борьбы (РЭБ) сделаны для подавления наших радиосредств, а не натовских. Если «Мистраль» придёт к нам с ними, то – кого будем подавлять? Своих? Или мы нашу РЭБ поставим? И тогда «Святополк» будет высокоэффективно подавлять собственные РЛС и передатчики…

Резюме. Или они нам не дадут средств создания «единого информационного поля» и существования в нём. То есть мы не получим «современных технологий ведения современной войны». Или, что невероятно, дадут, но от этого будет, как говорится, никакой пользы, кроме вреда. Есть ещё вариант: дают аппаратуру в виде пустого «железа» или «железа» с операционной системой (ОС), а мы «кладём поверх ОС» нашу «боевую» алгоритмию. Чем это чревато, я попытаюсь показать ниже. А сейчас перейдём уровнем ниже.

Уровень средний. Корабельные «целевые» системы

Это – уровень больших корабельных электронных комплексов: радиолокационных и гидроакустических станций (РЛС и ГАС), боевой информационно-управляющей системы (БИУС), систем оружия, навигации, связи, управления силами и средствами и прочая. Я обозначил из как «целевые», имея в виду, что есть ещё системы, неотделимые от платформы, то, что даёт жизнь кораблю, без чего он вообще не может двигаться. А «целевые» системы могут ставиться разные на одну и ту же платформу. Платформа – это у нас будет нижний уровень. А сейчас – средний.

Что мы можем взять у французов в разрезе «целевых» систем? Предположим, они нам это дадут. И ещё предположим, что основное вооружение будет всё-таки отечественным: вертолёты, ракеты противокорабельные и зенитные, пушки средне- и малокалиберные, торпеды и бомбомёты противолодочные… что я забыл? Вот, всё это предположим и посмотрим, что мы можем у них взять.

Итак, пушки-ракеты наши. Это значит, что наши и системы их наведения. Хотя бы у комплексов самообороны (ближних ЗУР и зенитных автоматов), потому что в этих комплексах оружие, стрельбовые локаторы, оптические и оптоэлектронные системы наведения, решающие приборы – всё эти агрегаты перевязаны просто намертво.

Если, скажем, захотим поставить на «Кортик» РЛС фирмы «Матра», то комплекс «Кортик» как таковой прекратит своё существование. Новый комплекс придётся «вязать» практически с нуля. «Матра» даёт данные в своём формате, а в каком они нужны вычислителю? Даже случайно не может получиться, что в том же. Значит, другой вычислитель, с другим не только программно-математическим обеспечением (ПМО), но и аппаратной реализацией, хотя бы частично.

Зенитный ракетно-артиллерийский комплекс «Кортик» на «Ярославе Мудром». Я практически уверен, что такие же или подобные появятся на наших «Мистралях».

А может такое быть, что сама идеология вычислительной системы потребуется другая. Скажем, они работают в асинхронном режиме, а нам принципиально нужно в цикле… не буду вдаваться в подробности, не в этот раз. Вы мне просто поверьте, я четверть века занимался бортовыми и другими специальными вычислительными системами. А если идеология другая, значит, и «на другом конце», со стороны приводов пушки, ракетной ПУ, тоже нужно всё менять. Я и говорю: это уже не «Кортик», это новый комплекс с теми же пушками и ракетами.

Ладно, со стрельбовыми РЛС ясно. А, скажем, телевизионная прицельная система? Тут, думаю, применение французской разработки при большом желании возможно. Надо будет только переделать соответствующий контроллер вычислителя и сделать новые модули ПМО. Это можно, если французы дадут нам все необходимые исходные данные. Но это долго и дорого, т.к. надо не только досконально понять французский телевизир (от слова «визир»). И не только спроектировать электрические каскады для взаимодействия с ним.

И не только написать алгоритмы для управления «французом» и использования его данных, и преобразования их в формат, понятный нашему вычислительному ядру. И не только полностью перепроектировать массивы телеметрической информации, потому что наша контрольная техника понимает только наши форматы телеметрии. Надо ещё всё это испытать в режимах штатных и нештатных, с имитациями поломок и сбоев питания, с переключением резервов и выходом за границы расчётных режимов. А это, братья и сестры, очень долго. Очень. И недёшево.

Вот, может быть, взять французский электронно-оптический блок и «вделать» его в какой-нибудь наш аналог… это может получиться сравнительно легко. Но разве это достойно называться «передачей передовых технологий»! Это больше похоже на «использование зарубежной элементной базы»…

100-мм палубно-башенная артиллерийская установка АК-100, опять же на «Ярославе Мудром». Появление её на «русских «Мистралях» не столь обязательно, как ЗРАК «Кортик», но вполне вероятно. Позади установки – как раз РБУ-6000.

Другие системы, всякие бомбомёты РБУ-6000, артустановки АК-100, противокорабельные ракеты «Гранит», торпеды и т.д. по отдельности рассматривать не будем. Там везде одна и та же ситуация: если применять какой-то французский агрегат в составе российского комплекса, то нужно очень или не очень сильно менять аппаратную часть «местной» вычислительной системы и обязательно очень сильно – её алгоритмию и, соответственно, программы.

Это я рассматриваю случай, когда мы пытаемся ставить в наш оружейный комплекс чужую «датчиковую» (информационную) систему, а вычислитель оставляем наш. А если мы меняем вычислитель, то – что вообще остаётся от комплекса? А что такое ставить свои программы на чужую вычислительную платформу – расскажу ниже. Верьте: это ужасно.

Со всякими более «удалёнными», более автономными информационными системами – локаторами обзора надводной и воздушной обстановки, ГАСами, линиями передачи массивов информации и прочее – дело обстоит, может быть, не так напряжённо. А вот с чем опять круто – это с БИУС, боевой информационно-управляющей системой.

Потому что вся информация от «датчиковых» систем, всех этих РЛС и ГАС, линий связи, навигационных комплексов и пр., вся она стекается сюда. И вся боевая телеметрия тоже. И вся командная информация, начиная от смены режимов обзорной РЛС и кончая целеуказанием для пушек и вводом полётного задания в ПКР, вся она идёт отсюда. И всё отображение, все пульты и экраны, и регистраторы, и терминалы коммуникационных систем – всё это здесь, в БИУС.

В боевом информационном посту крейсера типа «Тикондерога». Это и есть БИУС. Конкретно – БИУС системы оружия «Иджис», вероятно, самой «продвинутой» на данный момент. Во всяком случае, это система оружия с самыми большими возможностями из тех, которые я знаю.

И здесь лежат алгоритмы управления всем этим, от протокола преобразования данных для их передачи с обзорной РЛС на стрельбовой локатор до цифровых карт и процедуры установления очерёдности поражаемых целей в зависимости от степени создаваемой ими угрозы.

Это вообще «святая святых», и это, как я догадываюсь, одно из слабых мест нашей морской техники. Но – можем ли мы работать с чужими алгоритмами? Да нет, конечно. Если втупую взять французскую БИУС, то она просто не сможет связаться с нашей обзорной РЛС. А если почему-то сможет, то сформирует от неё данные для ЗРК «Симбад», а не для нашего «Кортика»!

А в модель оценки опасности от обнаруженных целей будут заложены «Пётр Великий» и Су-27, а не «Карл Винсон» и «Мираж-2000». А доклад с соседнего эсминца БИУС просто не сможет расшифровать. А телеметрия превратится в принципиально не понятный набор нулей и единиц. А…

А если взяться что-то адаптировать, то всё мгновенно развалится. Потому что такие программные комплексы пишутся и отрабатываются годами, а их идеология выстраивается десятилетиями.

Об этом мы поговорим чуть ниже, потому что вопросы модификации, адаптации, расширения состава аппаратной и программной составляющих цифрового ядра системы управления – одинаково для любой системы, будь то сложнейшая БИУС или простой контроллер управления – как там мы говорили? – заслонкой вентилятора в адмиральской каюте.

Палуба «Мистраля»

Вот я и подошёл к самому пафосному. Самому пафосному для меня, потому что: в судостроительных сталях и прокладках для топливопроводов я не разбираюсь совсем. В радиообменах между самолётами, пароходами и берегом разбираюсь на уровне самых общих представлений. Во взаимодействиях между системами разбираюсь уже вполне основательно, потому что последние лет восемь в КБ работал комплексником, то есть именно «вязал» комплекс из разных систем, из коих некоторые делали мы, а большинство – другие фирмы.

А сейчас будет про внутренности систем, про взаимодействие входящих в них подсистем, про аппаратуру, алгоритмы и программы. А этим я занимался всю жизнь до тех восьми лет, когда был комплексником. Кстати, это вполне полезно – сначала вдоволь наковыряться в аппаратуре, в платах и блоках, в машинных кодах и ассемблере, а потом выходить на уровень систем и блоков.

Так что тут я оторвался. Подробности, которые я жую, могут оказаться, скажем так, излишними для большинства читателей. Ладно, может, хоть кому-то будет интересно. А кому будет скучно – бросайте, я не обижусь.

Уровень нижний. Так ли уж пусто «пустое корыто»?

Что мы называем «пустым корытом»? Или, более строго, платформой? Видимо, сам корабль, сооружение для целенаправленного, безопасного и по возможности комфортного передвижения по воде. На каковое сооружение можно, в зависимости от задачи, установить разные целевые системы: от кранов для погрузки сеток с мешками до антенн связи с космическими аппаратами, летящими где-то между орбитами Сатурна и Урана.

Корабль должен двигаться, что на «Мистрале» обеспечивается четырьмя дизель-генераторами и двумя гребными электродвигателями в поворотных колонках. Надо объяснять, что всё это хозяйство, довольно хитрое для надводного корабля, управляется вычислительной системой? Если даже на автомобиле теперь для обслуживания мотора стоит десяток процессоров? Команда «полный вперёд» не поступает в виде крика с мостика через переговорную трубу в машинное отделение, или в виде поворота скрипящей стрелки на машинном телеграфе.

Вот он, старый добрый машинный телеграф. Жаль, стрелки не видно…

Нет, вероятно, и на суперсовременном «Мистрале» есть машинный телеграф и – конечно, не переговорная труба, но телефон в машинное отделение точно есть. Но это – резервные системы, основные режимы реализуются, конечно, компьютерами. Да и не в одной «полный вперёд» дело, там же туча всяких алгоритмов управления, последовательности включения всяких приборов и агрегатов, оптимизации режимов, контроля расходов и прочая. Это сама по себе достаточно сложная алгоритмия, может быть, даже сопоставимая с алгоритмами наведения ракет или выделения цели на фоне помех.

Далее. Управление по курсу. Уверен, что там есть какой-никакой гирокомпас, системы навигации и судовождения, погодный локатор. Это у всех есть. А в части исполнительных механизмов у «Мистраля» есть не только руль в корме, но и подруливающие двигатели в носу. И к тому же, как уже сказано, основные двигатели установлены в поворотных гондолах. Всё это участвует или может участвовать в повороте, получается довольно сложная система. То есть: много датчиков, много приводов, а посередине – компьютер. Вычислительное ядро из не знаю скольких процессоров.

Тут я немного уточню. Здесь я говорю о «внутреннем» вычислительном ядре контура управления курсом. Для того чтобы держаться на курсе норд-норд-вест, раньше рулевому приходилось постоянно подворачивать штурвал: волна, порывы ветра, собственная неточность – всё это понемногу сбивает курс. Теперь курс держат автоматически, во всяком случае, я уверен, что на «Мистрале» это так. Это называется – стабилизация по курсу.

Задаёшь ей: курс NNW – и она его выдерживает до следующей команды. «Ловит» отклонения, высчитывает, какой интенсивности и продолжительности сигнал надо подать на рули, по какому закону его уменьшать по мере «подхода к нулю», контролирует уменьшение и обнуление «дельты» между курсом заданным и текущим. Всё это – в автоматическом режиме. Значит – процессор, иначе никак. Раньше были и аналоговые такие системы, но теперь точно цифровая, то есть процессор.

Ещё у «Мистраля» есть активные успокоители качки – управляемые рули крыльевой формы, установленные под водой на правом и левом борту. Уж ими-то точно невозможно управлять вручную. А как? А так. Нужно, прежде всего «чувствовать» вертикаль, чтобы понимать, что корабль от неё отклонился. Значит, есть гировертикаль, или измерители угловых ускорений, или эти данные берутся не от специальных датчиков, а от центральной корабельной гиросистемы. Углы и угловые скорости обрабатываются, преобразовываются в сигналы на приводы стабилизаторов. Тоже алгоритм, потому что управляющий сигнал зависит от углов качки, скорости движения, периода качания, чего-то там ещё нелинейно, по определённому закону, полученному на основе моделирования этих процессов. То есть и здесь необходим компьютер. Точнее, процессор.

Не буду дальше писать в подробностях. Есть система климатического контроля. Есть система электроснабжения. Есть многочисленные индикаторы у многочисленных командиров и специалистов. Есть ещё чёрт знает что, о чём мы с вами сразу и не подумаем, вплоть до нашей шутейной заслонки вентилятора. И всё это управляется процессорами – «Мистраль» очень высоко автоматизирован, его экипаж – всего 160 человек. Это очень, очень немного для столь многофункционального корабля, к тому же вооружённого ЗУРами и зенитными автоматами, которые, по идее, должны в полностью автоматическом режиме отражать налёт ПКР противника.

Вывод: «корыто» «Мистраля», для того, чтобы тронуться с места, плыть, куда надо и вообще функционировать как носитель чего бы то ни было, уже само по себе, в «пустом» виде должно содержать десятки, если не сотни процессоров и десятки, если не тысячи мегабайт программного обеспечения.

Если дать пароход без всех этих сотен процессоров и тысяч мегабайт, то он не сможет сдвинуться с места. Это будет не «пустое корыто», а большое, красивое, но бесполезное металлическое сооружение на швартовах у причала. Которое нельзя использовать даже как гостиницу, даже как плавказарму или плавтюрьму, потому что и в тюрьме, и в казарме нужно освещение, отопление, вентиляция, сигнализация и всякое такое прочее. А оно на «Мистрале» «заточено» под управление компьютерными системами и без них мертво.

Поэтому «пустое корыто» – это уже многопроцессорная система с развитым программным обеспечением.

Вот мы и пришли. Пришли к вопросу: и что с ним делать, с этим хозяйством? Оно работает, и нам даже дали документацию, рассказывающую, как видеть, что оно работает, как давать ему команды и контролировать параметры. А вдруг нам потребовалось дописать какой-нибудь программный модулёк, реализующий функцию, которая во французском флоте не используется, а у нас принято, чтоб была? Ну, например, ручное отключение подруливающей системы. Или нам потребовалось поставить наши, отечественные алгоритмы контроля центровки, потому что они у нас доказали свою эффективность во многих штатных и нештатных ситуациях и потому прописаны во всех наставлениях и инструкциях по эксплуатации.

Ну, ладно, это, может быть, натяжка. Но я уже говорил, что этот уровень – совместимость «железа» и софта французских управляющих систем с нашими требованиями и просто привычками – этот уровень актуален для любой системы, в которой есть процессор. В том числе для БИУС, боевой информационно-управляющей системы. И уж в ней-то наверняка есть тысяча подробностей, которые в нашем флоте выглядят не так, как в НАТОвском.

БИУС – большая система, очень большая. Разработка таких систем начинается с обсуждения концепции, с того, что она должна делать и чего не должна, от чего она принимает данные и куда выдаёт, как в ней ходят потоки информации, как осуществляется интеграция, контроль достоверности информации, отображение, регистрация, документирование… Кто, как и когда может вмешиваться в её работу, какие у неё должны быть режимы, как она должна управляться с нештатными ситуациями, как в смежных системах, так и со своими собственными. Можно много ещё наговорить, но, надеюсь и так понятно, что БИУС – это, так сказать, целая идеология, а потом и структура, а потом и конкретная реализация в «железе» и программах.

Вот датский катер типа «Флювефискен». Его проект создавался по программе Standard Flex 300, начатой ещё в начале 1980-х годов. А головной катер построен в 1989-м. Это очень небольшой корабль, его водоизмещение всего 320 т. И не так-то много на нём оружия: 8 ПКР «Гарпун», артустановка да два торпедных аппарата. Но…

Но вот два фото информационных рабочих мест в его центральном посту. То, что на фото – это, собственно, и есть БИУС, та её часть, которая общается с оператором. А всего таких рабочих мести на катере шесть! Шесть – на катере водоизмещением 320 тонн, с одной пушкой и восемью ракетами! Вот какое значение имеет БИУС на современном корабле

Неужели кто-нибудь думает, что все эти вопросы решены у нас и в НАТО идентично? Я говорю не «решаются», а «решены», потом что и мы, и они ставим и развиваем компьютеризированные системы сбора, обработки и распределения данных уже лет сорок как минимум. Не в том дело, что кто-то умнее, у кого-то идеология лучше, а у другого хуже. А в том, что, если мы согласимся на «Мистрале» на французскую идеологию, то наш «Святополк Окаянный» будет уникальным и одиноким кораблём. Работать на нём смогут только люди, прошедшие переобучение. Да это не страшно. Страшно то, что со своей французской БИУС он не сможет нормально войти в состав какого бы то ни было российского корабельного соединения, остальные единицы которого, конечно же, будут оснащены нашими БИУС. А они функционально различны – до несовместимости. Постараюсь пояснить, о чём я.

Идеология БИУС вытекает из всех стратегических, оперативных, тактических и технических доктрин, по которым идёт строительство, эксплуатация и боевое применение национального (или коалиционного) флота. Это всё звенья одной цепи. Идеология построения БИУС находится посередине этой цепи.

«Над» ней – эти самые стратегические, оперативные и др. концепции. Сюда же можно приплюсовать помянутые смежные системы – локаторы радио- и гидро, линии связи, комплексы вооружения, устройства отображения и ввода команд – всё, с чем взаимодействует вычислительная система, сидящая в недрах этого монстра – БИУС.

«Под» идеологией БИУС, – структура и состав её оборудования, основные потоки данных, циркулирующих между её подсистемами. Ещё ниже – алгоритмы сбора, обсчёта, распределения информации, то есть прикладная часть алгоритмии. Далее – системная алгоритмия, организация вычислительных процессов, трафика внутренних и внешних коммуникаций – аналог операционной системы вашего домашнего компьютера. Ещё ниже – аппаратура, процессоры, контроллеры, внешние устройства…

А вот автоматизированное рабочее место отечественной БИУС «Требование-М». Правда, установлена она на фрегаты проекта 11356, которые построены в Питере для Индии. Уже этот АРМ – трёхпроцессорная система. БИУС в полной комплектации предполагает 8 АРМов, объединённых в локальную сеть. А в сети ещё серверы… Данный конкретный АРМ построен на IBM-совместимых процессорах с операционкой QNX. Ну, так то ж для Индии…

Всё это складывалось десятилетиями. Всё это разное у нас и у них, и причины этой разности начинаются с различия в принципах боевого применения флота, в формах организации и условиях базирования, в технической оснащённости, наконец, в традициях нашего и «ихнего» флотов.

Мы не можем плавать с французской БИУС. Мы должны как минимум её доработать, адаптировать к нашим требованиям и привычкам. А легко ли это сделать?

Можно ли прямо перенести, скажем, Адоб Акробат с «макинтоша» на РС? Нельзя. Его надо переписывать, что, впрочем, давно сделано. Потому что «мак» и РС – разное «железо». Потому что РС категорически не поймёт машинных команд «мака». Французские процессоры и те, которые десятилетиями применяются у нас, – это «макинтош» и РС.

Отработанный, скажем, для «Ярослава Мудрого» модуль обмена данными между БИУС и «Кортиком» невозможно прямо перенести на процессоры БИУС «Мистраля». Для того чтобы его переписать под них, надо хотя бы иметь систему программирования для французских процессоров. Наверное, французы нам её дадут. Тогда надо много, очень много времени, чтобы переписать этот модуль, отработать его на моделях и стендах, проверить на натуре, сертифицировать. То есть, кроме времени, нужны стенды с французскими процессорами и русской обвязкой, а это уже не только время, но и деньги.

Но это ещё цветочки. Легко может оказаться так, что модуль, работающий на «Ярославе», вообще нельзя перенести на вычислительную систему «Мистраля». Потому что она в принципе не поддерживает некоторые операции, которые «зашиты» в логике нашего программного обеспечения.

Не могу я здесь расписывать подробности, это, может, и интересно, но очень специально и потому очень длинно. Давайте попробую дать аналогию. Например, плавное регулирование нагревания сковородки, к которому вы привыкли на вашей газовой плите, в принципе невозможно на электрической, если у неё есть только четыре фиксированных положения для установления силы тока на конфорке. Или: я не могу послать сразу 40 человекам «С Новым годом!», потому что мой старенький мобильник не поддерживает функцию рассылки. Или: не могу взять старую статью с дискеты, на которую её когда-то записал, потому что на моём новеньком ноутбуке уже нету дисковода для флопов.

А есть ещё вещи не столь гранитно-непреодолимые, но для практики тоже фатальные. Есть такое понятие – дисциплина программирования. Она устанавливает правила, по которым все должны писать программы. В работе над большими программными системами участвует много народа, каждый пишет свой кусок. Если каждый будет писать так, как ему нравится, то соединить фрагменты в одно целое не удастся никогда. Вот и устанавливаются правила.

Например, как передавать переменные из одного программного модуля в другой. Выделяется зона адресов, составляется таблица, в которой раз и навсегда фиксируются идентификаторы параметров (типа: идентификатор скорости крена от первого канала гироплатформы: 1001; от 2-го: 1010; от третьего: 1011; я упрощаю, но зато понятно). Устанавливается порядок следования параметров в зонах адресов, форма представления (эти – с плавающей запятой, эти – с фиксированной, эти – длиной в байт, эти – в 2 байта). И так далее.

Мой модуль принял данные от гироплатформы (в формате, определённом дисциплиной программирования). Я выполнил над ними действия, за которые отвечаю, например, вывел среднее значение по трём измерениям, проведенным за 10 миллисекунд. И я кладу результат обсчёта туда, куда мне указано, и с нужным идентификатором, который покажет другим программам, что это уже не «сырые» данные от гироплатформы, а усреднённые, то есть прошедшие входную обработку. И в эту зону адресов, куда я положил результат, будут обращаться все программы, которым этот результат нужен. Их могут быть десятки, и, благодаря дисциплине программирования, все они будут понимать меня одинаково.

Дисциплина программирования – детище опыта и «ошибок трудных». Почему она стала такой, а не другой, определяется миллионом причин, уходящих корнями в прошлое, иногда даже докомпьютерное. Она врастает в плоть и кровь разработчиков, и хорошо, что врастает. Будучи раз отработанной, дисциплина программирования по возможности не меняется годами, здесь консерватизм – залог минимизации ошибок.

Вы понимаете, что наша и французская дисциплины – разные? И тут не то что может быть, а обязательно повылезет всякая беда. Простейший пример: мы установили зону обмена данными для параметров наведения «Кортика» величиной 512 байт, а у французов она была 256 байт, потому что ихнему «Симбаду» больше не нужно. А в соседних 256 байтах (которые, мы думаем, входят в нашу зону), у французов лежат параметры для отображения на индикаторе тактической обстановки. Мы ставим модуль управления «Кортиком», включаем, – и он через 100 миллисекунд затирает эти самые данные для отображения.

Сбой. Работа развалилась. В чём дело?! Что с индикатором тактической обстановки? Начинают всё включать-выключать, гонять тесты. Бесполезно, штатные тесты индикатора такой бяки не увидят, она ж на глубоком системном уровне. Зовут специалистов… Разборки могут занять дни, а то и недели, это я вам как практик говорю. Может, не в этом конкретном случае, я его придумал. Но категория события, его, что ли, тип, надеюсь, вам понятен.

Надеюсь, что мне удалось обосновать мою мысль:
– любые технологии, которые мы можем получить с «Мистралем», либо неприменимы вообще, либо применимы с разной степенью проблемности, с большими или меньшими затратами человеческих сил, времени и денег;

– наиболее интересные технологии – информационно-управляющие, «технологии современной войны», – похоже, относятся как раз к категории неприменимых вообще;

– и даже если всё это как-то решится, то «Святополк Окаянный» станет красивой игрушкой, «царской яхтой», постоянно генерирующей трудности и экстраординарные расходы при эксплуатации и очень неудобной при употреблении по прямому боевому назначению.

Если те, кто принимает решения, об этом не думают, то стране предстоит выкинуть на ветер большие миллиарды рублей.

/Владимир Мейлицев, bwana.ru/