Не трогать авианосцы, топить эсминцы

Несмотря на то, что ВМФ России абсолютно не готов к «большой» войне, ни одного из наших противников это не остановит. Поэтому воевать против вражеских ВМС всё равно придётся, просто основная нагрузка ляжет на ВКС, а не на малобоеспособный флот. В связи с этим стоит рассмотреть один принципиальный вопрос, который обязательно встанет в большой войне: нужно ли реально вести противоавианосные операции, как это планировали делать во времена СССР? Или новое время требует нового подхода?

Всё описанное ниже будет звучать и читаться как фантастика, на фоне простаивающих без дизелей «Каракуртов» и почти умершей противолодочной авиации, но, тем не менее, это вполне актуальный вопрос – ВКС-то у нас вполне есть, и если что, атаки надводных целей будут поручены именно им.

Сначала немного истории.

Со времён Второй мировой войны авианосцы стали тем, что в англоговорящем мире называют capital ship – основной или главный корабль, тот, который является основой боевой мощи флота. Начавшаяся Холодная война ничего особо в этом не изменила, разве что расширила роль авианосцев до ударного средства против суши.

Роль главного носителя ядерного оружия ВМС США у авианосцев быстро забрали подводные лодки, а вот роль главного средства для борьбы с надводными кораблями забрать у них было непросто. Стоит помнить, что, например, штурмовик А-4 «Скайхок» создавался для маловысотной атаки советских кораблей с помощью одной ядерной бомбы, подвешенной под фюзеляж. Противокорабельная направленность палубной авиации ВМС США никогда не сводилась к нулю, и любой американский командующий всегда держал в уме то, какой ущерб его АУГ и АУС способны наносить военным кораблям противника.

Да и по береговым целям, портам, десантам на погрузке, аэродромам и другим целям, не настолько значительным, чтобы тратить на них баллистические ракеты, палубная авиация вполне могла бы работать. И работала.

Для СССР, который авианосным флотом по совокупности причин обзавестись не мог, наличие в ВМС США большого количества таких кораблей и подготовленной палубной авиации представляло собой вызов, и, начиная с конца пятидесятых, в Союзе начинают продумывать контр-меры, которые позволили бы нейтрализовывать американские авианосцы. Лучшая оборона – нападение, и с шестидесятых годов в СССР начинается создание противоавианосных сил, главным образом из бомбардировочных соединений, и ракетоносных подводных лодок.

Эволюция этих сил и их организации была долгой и сложной, но принцип, вокруг которого строились их подготовка и техническое оснащение не менялся. Необходимо было осуществить прорыв крупных сил бомбардировщиков, вооружённых противокорабельными крылатыми ракетами к ордеру АУГ или АУС, и синхронизировано по времени произвести залп ракет, развёрнутых на подводных лодках, и бомбардировщиках. Самолётам при этом пришлось бы прорываться к цели в условиях наличия в воздухе вражеских перехватчиков, поддержанных самолётами ДРЛО, при этом противодействие с годами становилось всё изощрённее, а техника противника всё совершеннее.

Советский Союз тоже не стоял на месте. Одна модификация Ту-16 сменялась другой, быстро обновлялись ракеты, которые несли эти машины, появились сверхзвуковые Ту-22, потом многорежимные Ту-22М, подлодки получили возможность применять крылатые ракеты из-под воды, уровень взаимодействия между морской ракетоносной авиацией ВМФ и Дальней авиацией ВВС в общем, при некоторых недостатках, был беспрецедентно высоким для разных видов Вооружённых Сил. Чуть позже, уже в конце советской эпохи, ПКР Х-22 прописались на Ту-95, породив самый «дальнобойный» самолёт в МРА – Ту-95К-22.

Впрочем, работа над тематикой удара по авианосным соединениям США не остановилась и на этом.

Так было до самого конца СССР.

Такие же воззрения во многом определяют разрабатываемые сейчас тактические схемы и приёмы, несмотря на кратное сокращение дальней авиации и ликвидацию морской ракетоносной авиации.

Но верно ли это для современности?

Для шестидесятых, семидесятых и начала восьмидесятых годов – безусловно верно, ведь именно палубная авиация являлась главной ударной силой при борьбе с надводными кораблями, и почти единственным средством нанесения удара по берегу с большого расстояния. Повреди авианосец, и остающийся выводок «Кунцев», «Адамсов» и, иногда один «Леги» или «Белкнап» вряд ли что-то смогут сделать против целей на территории СССР или Варшавского договора.

Однако в начале восьмидесятых началось массовое вооружение кораблей и подводных лодок ВМС США крылатыми ракетами «Томагавк». Затем, в середине восьмидесятых, произошла новая революция – стали массово внедряться установки вертикального пуска ракет – УВП. Тогда же американцы «срастили» две системы – система коллективной обороны AEGIS и УВП. И с конца восьмидесятых перешли к производству унифицированных универсальных боевых кораблей УРО – эсминцев класса «Арли Берк». Последние стали главным средством ПВО АУГ, и, параллельно, носителями ударного ракетного оружия – КР «Томагавк». Задачи этим кораблям ставились и ставятся соответствующие – ПВО АУГ, и нанесение ударов по берегу с помощью КР. В теории, они ещё должны быть способны защитить ордер от подводных лодок, и, с точки зрения техники, они пригодны для этого, вот только подготовка экипажей в части ПЛО последние годы, что называется «хромает».

Налицо противоречие.

Эсминцы «Арли Берк» являются одновременно и «щитом» АУГ, и её … «мечом»! Парадоксально, но теперь корабли, которые должны защитить авианосец, являются также и носителями самого дальнобойного и мощного оружия АУГ, которое она может использовать против берега – крылатых ракет «Томагавк».

Конечно, в реально большой войне эсминцы эскорта будут нести в своих УВП зенитные ракеты (ЗУР), а ударные корабли – ЗУР в количестве достаточном для самообороны и «Томагавки». Но, опять задумаемся – главное ударное средство, которое само должно быть под охраной, и главный «охранник», задача которого защитить авианосец и другие корабли от удара с воздуха – это корабль одного и того же класса, а в ряде случаев – просто один и тот же корабль.

И он «подставлен» под удар тех сил, которые должны будут атаковать авианосец, он должен этот удар отразить!

У США 66 таких эсминцев, и ещё 11 крейсеров класса «Тикондерога», про которые можно сказать то же самое. Всего 77 кораблей УРО (кораблей с управляемым ракетным оружием), с которых могут стартовать «Томагавки», и которые, случись что, будут сбивать идущие на авианосец ракеты и самолёты. Корабли настолько сложные, что на восполнение потерь нескольких из них понадобятся годы. Семьдесят семь кораблей это слишком небольшое количество, чтобы полностью развести ударные задачи и задачи по ПВО. А значит, как минимум иногда, задачи по ПВО и ударам крылатыми ракетами будут выполнять одни и те же корабли. В прямом смысле.

Наблюдается парадокс. Американцы планируют подставить под удар противника свои корабли, которые у них же используются как ударные, и которые не могут быть быстро заменены. Они собираются так сделать, потому, что им больше нечем защитить свои авианосцы от воздушной или ракетной атаки, и потому, что защищённость авианосцев без кораблей эскорта под вопросом. У них нет выбора.

И в ударных целях они хотят использовать те же самые корабли, и тоже потому, что у них нет выбора.

Запомним это.

Теперь рассмотрим ситуацию с другой стороны.

Прорыв к авианосцу никогда не был простым делом. В СССР на такие операции заведомо «списывали» в плановые потери очень большие силы авиации – до полка бомбардировщиков включительно. Ситуация существенно усугубилась с появлением системы коллективной обороны AEGIS. Если отдельно взятый «Арли Берк» имеет возможность одновременного обстрела трёх воздушных целей и восемнадцать каналов коррекции ЗУР, то система AEGIS управляет ордером кораблей как единым целым, в результате чего упомянутые выше параметры увеличиваются многократно. И это, увы, многократно повышает потери атакующего, в лучшем случае – приводит к расходу противокорабельных ракет без нанесения повреждений атакуемому объекту, в нашем случае – авианосцу. При этом надо понимать, что глубина ПВО АУГ может превышать сотни километров.

На старой, ещё времён «Спрюэнсов» схеме ПВО АУС с двумя авианосцами это показано очень хорошо.

Рисунок с частью боевого построения АУГ

Замечу, что совсем недавно, сразу после последнего ракетного удара по Сирии американцы «показали» нам в Средиземном море настоящую АУГ, с крейсером и десятком эсминцев в боевом составе, а не эрзац мирного времени их трёх кораблей, то есть они именно так видят и свой современный боевой порядок.

Всё ещё более усугубляется появлением новой ЗУР SM-6 с активным самонаведением, и тем, что в составе ВМС всё больше и больше эсминцев, с модернизированной «под неё» БИУС. Эта ракета существенно увеличивает вероятность перехвата, и, по заявлениям Пентагона, уже успешно применялась для загоризонтного перехвата маловысотной сверхзвуковой цели. Прибавляем сюда фактор палубной авиации, которая тоже внесёт в ПВО свой вклад, и гипотетический взлом обороны АУГ, с последующим прорывом к авианосцу, представляется очень «дорогим» мероприятием, и цена его измеряется не в деньгах.

Теперь сложим два и два.

Главная ударная сила АУГ, позволяющая осуществить удар на максимальную дальность и одновременно устроить любому противнику тот самый современный самолётно-ракетный «альфа-страйк», являющийся «коньком» американцев и самым разрушительным их тактическим приёмом, это не самолёты. Это развёрнутые на кораблях крылатые ракеты «Томагавк». Это факт не отменяет даже наличие ракеты JASSM-ER в арсенале палубной авиации, потому, что на авианосце просто не хватит самолётов для обеспечения по-настоящему массированного удара, а вот связка «Томагавки» и самолёты (хоть с JASSM, хоть без них) такую возможность даёт.

При этом, «Томагавки» развёрнуты на кораблях УРО, количество которых ограниченно, и которые, в ряде случаев, будут «совмещать» ударные задачи с задачами ПВО АУГ. То есть находиться в заведомо более уязвимой позиции, чем охраняемый авианосец.

Прорыв же к авианосцу сопряжён с большими, возможно гигантскими, потерями.

Стоит предположить, что прорыв к авианосцу ценой больших потерь, чтобы вывести его из строя, более не актуален. Или как минимум не всегда актуален. И что куда актуальнее концентрированные атаки против кораблей УРО, из которых состоит его оборонительный ордер. Некоторые из них вынужденно будут «подставляться» — те, кого выставили в радиолокационный дозор, те, которые формируют «противоракетные барьеры», «отстрелявшиеся» корабли, израсходовавшие боезапас ЗУР и выводимые из соединения на ротацию.

Именно они должны стать главной мишенью для воздушных, и, если будет позволять обстановка, подводных атак. При этом, после первого же пуска ракет, атаки против кораблей УРО во внешнем контуре обороны должны идти в максимальном темпе, с расчётом на то, что любой боевой вылет любой ударной группы должен приводить если не к потоплению корабля УРО, то к утрате им боеспособности из-за повреждений. Прорывы авиации к авианосцам надо отложить на момент, когда кораблей, способных осуществить ПВО АУГ останется от силы две или три единицы, или вообще отказаться от этой идеи.

Плюсом подобного подхода является резкое снижение потерь – выбор курса атаки и концентрация огня на единичном корабле во внешнем охранении позволит всё сделать очень быстро и, видимо, с минимально возможными потерями. Это тем более актуально, что сейчас основным «калибром» ВКС являются не мифические Х-32 и неизвестно на что способные «Кинжалы», а вполне тривиальные Х-31 и Х-35, каждую из которых можно назвать очень хорошей ракетой, но с не очень большой дальностью. Во всяком случае, пускать их извне зоны, в которой атакующий самолёт может достать ЗУР SM-6 с корабля, как правило, получаться не будет. Типовая атакующая единичка ВКС будет выглядеть вот так, а не как-то ещё.

В этих условиях прорыв глубокоэшелонированной обороны выглядит ещё более проблематичным, тогда как удары по кораблям «с краю» — куда более логичными.

У противника же после этого не будет иного выбора, кроме как «подставить» другой корабль УРО вместо повреждённого. При этом, серия налётов приведёт к тому, что даже те корабли, которые не были атакованы, существенно израсходуют боекомплект зенитных ракет, запас которых не может быть пополнен в море, вне базы.

Подобное «обдирание кожуры» с АУГ ослабит её оборонительные возможности в разы в течение первых же суток боёв, вынудит командира включить во внешний ордер ПВО те корабли УРО, которые планировалось использовать как ударные, с КР «Томагавк» в части пусковых установок, и потом потерять ещё и их.

Также командованию противника придётся ускорить ротацию боевых кораблей, что даст возможность атаковать отходящие в базы корабли, лишённые воздушного прикрытия и с «околонулевым» боекомплектом.

Есть и минусы. Во-первых, темп атак должен быть высочайший. Это требует задействования очень большого количества самолётов и аэродромов, синхронизации по времени их групповых боевых вылетов на удар, очень слаженной штабной работы, и любой сбой в организации этого процесса, резко снизит эффективность всей операции в целом. Наряд сил и частота атак должны позволять закончить всё максимально быстро, чтобы противник не мог адаптироваться к новой тактике и придумать контрмеры – а это американцы сделают очень быстро.

Кроме того, необходимо атаковать цели очень далеко от наших берегов. Необходимо будет нанести существенный урон кораблям УРО до того, как АУГ окажется на расстоянии, позволяющем атаковать цели на нашем берегу крылатыми ракетами. Это подразумевает, что первая атака должна быть выполнена примерно в 2900-3000 километрах от любой значимой цели на нашем побережье, далеко над открытым морем. При атаке АУГ на таком расстоянии, у нас будет около пары суток на то, чтобы нанести АУГ неприемлемые потери, исключающие нанесение ей массированного ракетно-авиационного удара с расстояния 1400-1500 км (а они именно с такого расстояния начнут свои атаки). Технически, самолёты ВКС, при условии поддержки заправщиками ИЛ-78, могут летать на такие расстояния. Но удар по мобильной цели на такую дальность, да ещё и выходом на цель над безориентирной поверхностью, это очень нетривиальная, сложная задача, к выполнению которой прямо сейчас ВКС не готовы. Потребуется во-первых тренировка. Во-вторых, необходимо будет обеспечить непрерывное целеуказание, что выльется в отдельную сложную боевую операцию, также сопряжённую с потерями самолётов-разведчиков.

Также стоит помнить о недостатке у нас самолётов-заправщиков. А значит, придётся прибегнуть к применению боевых самолётов, оснащённых агрегатами УПАЗ и действующими в качестве заправщиков. Это опять значительное увеличение наряда сил, и опять усложнение организации проведения операции.

Минусом является и то, что авианосец при таком образе действий или вообще выживет, или будет повреждён одним из последних, что даст возможность его авиагруппе нанести несколько ударов по берегу с большого расстояния, превышающего тысячу километров (боевой радиус F/A-18 с парой ракет JASSM-ER составляет около пятисот километров, а дальность ракет после пуска – девятьсот километров по прямой и в идеальных условиях).

Но с другой стороны, противоавианосные атаки по организации не сильно проще, зато потери в их ходе обещаются быть в разы выше, и о подобном способе ведения боевых действий стоит хорошо задуматься. Ведь фактически противник не ждёт именно такого варианта. Он ждёт, что главной целью будет его авианосец. Он сам подставит под удар свои корабли УРО, сам подставит под удар ложный ордер с танкером снабжения в центре – а нам это и нужно. Фактически, за вычетом мер по уклонению от атак, в которых американцы, надо признать, мастера, мы на короткое время получим игру в поддавки со стороны противника и сможем реально ослабить его ударный потенциал до приемлемых величин.

Подобная тактика открывает и другие перспективы.

Не секрет, что в состав АУГ всегда входят многоцелевые атомные подводные лодки. Очевидно, что шансы наших подлодок в бою с американскими мягко говоря невелики. А вот когда противник будет осуществлять ротацию своих кораблей УРО, исчерпавших боекомплект ЗУР, или когда к нему будет спешить танкер вместо того, который ранее подставили под удар вместо авианосца (а нам это и было нужно на самом деле – потопить ложный ордер с эсминцами и танкером), у наших подводных лодок будут определённые шансы. Возможно немаленькие.

По ряду слухов, примерно в 2005-2006 годах в Военно-морской академии им. Н.Г. Кузнецова прорабатывались теоретические обоснования именно для подобного подхода. Неизвестно точно, чем там всё кончилось, но с тех пор и морская авиация де-факто перестала существовать как серьёзная сила, и задачи по поражению надводных целей ушли к ВКС. А в ВКС с советских ещё времён доминирует именно «противоавианосная» ментальность. Насколько командование и штабы ВКС учитывают перечисленные выше реалии неизвестно, что до морских офицеров, то многие из них совершенно точно являются противниками такого подхода и видят в качестве главной цели именно авианосец. Автор имел возможность в этом убедиться.

Верны ли все вышеперечисленные соображения? Как минимум в части случаев – верны. Возможно, что при одних обстоятельствах надо будет всё-таки атаковать авианосец. Но при других тактика последовательного «срезания» слоёв обороны будет более к месту. Важно, чтобы ВКС и флотом были отработаны обе концепции.

В условиях полного отсутствия информации о происходящем, нам остаётся только надеяться на то, что в нужный момент времени, обстановка будет оценена правильно, и наши лётчики и подводники получат именно те приказы, которые они должны получить.

Конечно, остаётся ещё проблема американских подводных лодок, которые тоже могут атаковать «Томагавками» с большого расстояния, представляют собой огромную опасность, и с которыми тоже надо что-то делать, но это уже совсем другой вопрос.

/Александр Тимохин, topwar.ru/