Как «принимали» российский Мистраль

Эпопея с «Мистралями» все никак не закончится. Кто-то негодует на вероломных «лягушатников», кто-то радуется, что российскому флоту в итоге достанутся деньги, а не два дорогостоящих бесполезных французских «корыта». А что думают сами моряки, которые несколько месяцев прожили на верфях в Сен-Назере — проходили там обучение и принимали десантные вертолетоносные корабли, которым уже успели присвоить российские имена «Владивосток» и «Севастополь»?

«МК в Питере» пообщался (на анонимной основе) с одним из наших офицеров, который отправился во Францию на учебном корабле «Смольный» забирать «Мистрали», пробыл там 210 дней, но в итоге вернулся ни с чем.

— Вы оказались во Франции в тот момент, когда власти этой страны уже поставили под сомнение передачу России «Мистралей». Как вас приняли и разместили?

— Мы вышли из Кронштадта 13 июня, но по пути пришла радиограмма о том, что Франция пока не готова нас принять. Пять дней просто простояли на Балтике. Наконец разрешение было получено, и 30 июня мы пришли в Сен-Назер. Поскольку уровень воды в Бискайском заливе постоянно меняется из-за приливов и отливов, в городе для стоянки кораблей сделан закрытый рейд с системой бассейнов и шлюзов. Частично эта акватория находится на территории верфей. Туда зашел «Смольный»; участок причальной стенки, у которой он пришвартовался, огородили забором, поставили КПП.

Нам всем выдали магнитные пропуска. Французы соорудили для нас несколько конструкций контейнерного типа, куда подвели свет, воду, канализацию. Там мы могли помыться и постираться. А жили на борту «Смольного» в условиях, которые трудно назвать комфортными. Командование на нас в плане размещения, я думаю, сэкономило. «Смольный» — это учебный корабль, предназначенный для прохождения курсантами корабельной практики. А тут он использовался как плавучая казарма.

«Смольный» рассчитан примерно на 300 «пассажиров». В нашем случае он был перенаселен примерно в полтора раза. Считайте: два экипажа для «Мистралей» по 200 человек плюс полтора десятка офицеров из военно-морских вузов, из которых готовили инструкторов. В результате экипажу «Смольного» пришлось уплотняться — люди жили не в каютах и кубриках, а в необитаемых постах — агрегатных, кладовках, помещениях, где установлена аппаратура.

С первых дней июля началась учеба. До середины сентября французские инструкторы преподавали нам теорию.

— Как они к вам относились? Вы обсуждали с ними ситуацию, которая сложилась вокруг кораблей?

— Мы никакого негатива от инструкторов не ощутили. Они были корректны, доброжелательны. Со многими завязались дружеские отношения. Инструкторы даже выражали сожаление, что французское правительство никак не может разродиться решением насчет «Мистралей» и заглядывает в рот американцам.

Периодически СМИ вбрасывали утки. Например, о том, что французская сторона опасается угона «Мистраля» российскими моряками, или о том, что с корабля похищены некие жесткие диски… Полный бред. Не было даже никаких намеков на подобное развитие событий. Никто из нас постоянно на «Мистрале» не находился.

— Простые французы, жители Сен-Назера, выражали вам как-то свою негативную позицию?

— Мы опасались пикетов, демонстраций, провокаций. Да, были случаи, когда какие-то не вполне адекватные ребята, проезжая мимо нашей территории на автомобилях, сбрасывали ход и выкрикивали что-то из машин. Однажды даже была организована санкционированная акция протеста — человек 50 подошли к «Владивостоку» с плакатами и мегафоном, потом направились к «Смольному». Наше командование приказало на берег не сходить и задраить иллюминаторы. Эти люди покричали что-то в мегафон на безмолвный корабль и разошлись.

— Вы часто выходили в город? В форме или по гражданке?

— Офицеры сходили часто, мичманы, матросы и старшины реже — все в гражданской одежде и группами. Одиночные перемещения были запрещены. Это обычные организационные меры при нахождении военнослужащих на территории иностранного государства. В увольнениях иногда общались с французами. И не только с ними: Сен-Назер — город кораблестроительный, там много гастарбайтеров из Польши, Прибалтики, с Украины и из других стран Восточной Европы и бывших республик СССР. Некоторые осели во Франции.

Со стороны простых людей мы не встретили никакого негатива. Люди там скорее любознательные, чем враждебно настроенные. Так всегда бывает — предубеждения одних народов против других формируют власти, то есть ограниченный круг лиц, который кормит остальных новостями определенного сорта. Считаю, наше пребывание во Франции можно назвать образцовым. Даже когда «Мистраль» не был нам передан в срок и начался период неопределенности, когда у людей стало накапливаться недовольство, экипажи не позволяли себе никаких нездоровых выбросов негативной энергии.

Для сравнения: один из французских преподавателей поделился впечатлениями о недавнем прибытии в Марсель американского фрегата. За три дня этого «дружественного» визита члены его экипажа — горстка отморозков — весь город поставили на колени. Били стекла и посуду в барах, унижали местное население, таксистов и тех, кто работает на улице. А мы полгода жили в Сен-Назере, и самое худшее, что случилось, — кто-то перебрал с алкоголем и был спокойно доставлен товарищами на корабль.

— Расскажите подробнее про сам «Мистраль». Как вам этот корабль?

— В сентябре у нас было два выхода в море по 10 дней. Сначала откатали экипаж «Севастополя», потом «Владивостока». Корабль оставил приятное впечатление в плане комфорта и удобства использования. Кое-какой французский опыт нашему военному кораблестроению не мешало бы перенять. Прежде всего в части внедрения современных технологий. Понятно, что одна страна, продавая свою военную технику другой (пусть даже союзнику), всегда намеренно снижает ее характеристики. Так делают все, в том числе и французы. Это касается в первую очередь высокотехнологичной аппаратуры.

Например, они поставили на «Мистраль» РЛС со сниженными характеристиками. Замечу, что аналогичные российские станции превосходят французскую по дальности, да и по точности. А вот их БИУС (боевая информационно-управляющая система. — Ред.) довольно интересна. Она решает широкий спектр задач и по навигации, и по управлению средствами высадки десанта, и по слежению за своими летательными аппаратами. Все работает быстро, корректно. Понятный интерфейс, сенсорные экраны. На самом деле это играет важную роль. Например, старый экран низкого разрешения и топорные клавиши — это негативные факторы в работе операторов, они отвлекают, рассеивают внимание и могут помешать качественному решению задач мониторинга обстановки и управления оружием.

У французов эргономика рабочих мест продумана достаточно хорошо, да и вычислительная мощность оборудования высока: все собрано на современной элементной базе. Также установлена аппаратура наблюдения за обстановкой в инфракрасном диапазоне — тоже очень интересная система.

Но на корабле были подготовлены помещения и для монтажа российского оборудования…

В плане энергетики и движения «Мистраль» также отвечает современным тенденциям развития кораблестроения: он полностью электрический. Если в классическом варианте главная энергетическая установка, будь то паросиловая, газотурбинная или дизельная, передает вращение на линии вала с гребными винтами, а повороты корабля обеспечиваются за счет отклонения рулей, то на «Мистрале» стоят дизель-генераторы, и вся вырабатываемая ими энергия поступает потребителям в виде электричества.

Движение корабля обеспечивают винторулевые колонки, которые могут вращаться на поворотных подшипниках. В результате «Мистраль» очень маневренный, может разворачиваться практически на месте. Другое дело, что прочность конструкции подшипника не беспредельна, поэтому и мощность гребных электродвигателей ограничена. Максимальная скорость «Мистраля» составляет порядка 19–20 узлов — совсем немного. Но для десантного корабля скорость не так и важна, как, скажем, для крейсера или эсминца. Его задача — максимально близко подойти к берегу и обеспечить высадку. А «Мистраль» это позволяет. У него осадка около шести метров.

— По-вашему, России нужны такие корабли?

— Наверное, все-таки нужны. «Мистраль» — не самый лучший в мире корабль своего класса, но далеко и не самый плохой. Худо-бедно он способен нести на борту до тысячи человек десанта, полторы дюжины вертолетов, несколько единиц бронетехники, 2 десантно-высадочных катера. Его можно использовать как корабль связи и управления. Ну и не будем забывать, что два корабля — это примерно 400 рабочих мест для матросов-контрактников, мичманов и офицеров.

— А у нас на флоте что, безработица, есть избыток экипажей и нехватка кораблей?

— Нет, этих людей, конечно, куда-то рассуют, назначат. Но еще во Франции многие несостоявшиеся члены экипажей «Мистралей» говорили, что уйдут с флота, когда закончится контракт. Потому что им наверняка предложат бесперспективные должности. Знаю, что некоторые были намерены сразу написать рапорта об увольнении.

Есть и еще один момент. Даже если французская сторона и вернет деньги, я далек от мысли, что они пойдут на нужды военного кораблестроения, а не осядут частично в чьих-то карманах. Этот контракт, по-моему, был выгоден всем. Французам — потому что они выставляли цену. А нам — потому что эта цена нас устраивала.

— А почему России было не построить такие корабли собственными силами?

— Наша военная промышленность сейчас, на мой взгляд, имеет несколько очень серьезных проблем. На рубеже конца 80-х — начала 90-х годов многие предприятия оказались по разные стороны границ — производственные связи были разорваны или крайне затруднены. А научные школы попали в демографическую яму, как и многое другое. Нарушилась преемственность. Сейчас, слава богу, школа начинает возрождаться. Но потеряли мы все равно гораздо больше, чем теперь находим.

Еще одна проблема в том, что наш военпром очень любит набивать себе цену и пугать сотрудничеством с Западом. Например, у нас слабо развита отечественная высокопроизводительная вычислительная техника, а западную покупать нельзя. Якобы в ней могут стоять какие-то «жучки» или в процессоры могут быть встроены уязвимости — в критический момент враг пошлет волшебный электромагнитный импульс, и все компьютеры выйдут из строя. Доля здравого смысла в этом есть, но совсем небольшая.

Западная техника выпускается промышленными масштабами и продается на свободном рынке. И российский покупатель вовсе не обязан информировать, что он приобретает партию оборудования для военных нужд. И, если на то пошло, любой корабль сделан из металла и сам по себе корпус представляет собой экран, все кабели на нем тоже экранированы, плюс вся аппаратура находится внутри металлических заземленных шкафов. Чтобы вывести ее из строя, нужен очень мощный электромагнитный импульс, сопоставимый по силе с ЭМИ ядерного взрыва. Но если вблизи корабля произойдет такой врыв, то, наверное, у экипажа будут заботы гораздо большие, чем перегоревшие процессоры.

— Ваше обучение закончилось в начале октября, а находились вы во Франции до 18 декабря. Чем занимались?

— 4 октября наши занятия официально завершились, нам выдали сертификаты о пройденном обучении. После этого мы просто поддерживали свое биологическое существование и ждали, когда неопределенность закончится. Работали с документацией; личный состав развлекали командиры — заставляли писать конспекты по пройденному курсу, проводили смотры формы одежды, занятия по строевой подготовке, спортивные соревнования, экскурсии в город. Но настроение у людей все равно ухудшалось из-за неопределенности ситуации.

И мы, и французы до последнего надеялись, что корабли все-таки передадут России. Первый корабль, «Владивосток», полностью готов. Все его системы нами были приняты — только поднимай российский флаг и отправляйся домой. Скажу больше. Готов и «Севастополь» — его планировали передать осенью 2015 года, но французы без лишней шумихи его ускоренными темпами достроили и уже провели ходовые испытания. Возможно, они рассчитывали передать сразу оба корабля.

Когда до наших руководителей наконец дошло, что французы будут тянуть до последнего, — решили, что дешевле ждать дома окончания всей этой истории. 18 декабря мы торжественно с музыкой покинули Сен-Назер.

— У этих верфей вообще много заказов?

— Да нет, не похоже было, чтобы там строили что-то существенное, кроме двух «Мистралей». Но ближе к осени на одном из эллингов повесили рекламный плакат: «Сен-Назер строит самый большой лайнер в мире». Какая-то американская фирма разместила на верфях крупный заказ.

— Компенсация за сорванный контракт с Россией?

— Не знаю, возможно.

— В материальном плане вы, находясь во Франции, выиграли или проиграли?

— Нам всем шло обычное денежное довольствие, то есть зарплата. Мы жили на борту «Смольного», который является территорией России. Пребывание во Франции было оформлено не как загранкомандировка, а как боевая служба. Таким образом, командировочные нам были не положены. Выплачивались денежные надбавки, предусмотренные за выполнение задач при несении боевой службы. За эти 210 дней каждый военнослужащий, в зависимости от воинского звания и занимаемой должности, получил порядка 100–300 тысяч рублей.

— То есть вы были бы не против еще во Франции посидеть?

— Вообще у военных не принято обсуждать приказы, но если бы поступило предложение остаться еще на какой-то срок, то нет. Лично я был бы против. И вообще, если бы знал, что все так случится, отказался бы от той поездки.

/ По материалам МК Питер /