Слепой флот

Система разведки российского ВМФ не располагает необходимыми силами и средствами. Анализ приоритетов развития ВМФ России показывает, что фактически все усилия сегодня сосредоточиваются на наращивании ударных сил флота. Модернизируются и вновь строятся многоцелевые и ракетные подводные лодки и крейсеры, фрегаты, корветы и иные боевые корабли.

Морская авиация пополняется истребителями МиГ-29К и МиГ-29КУБ. Разведка при этом остается без внимания командования. Так, ни одного самолета-разведчика океанской зоны в ближайшей перспективе флот не получит. Наращивая мускулы нашего ВМФ, мы оставляем его слепым.

Эффективное обеспечение боевых действий любого масштаба – ключевое условие успешности их ведения, то есть победы. Особенно важное значение имеет разведка. Основа успеха в противостоянии корабельных группировок – упреждение противника в залпе. Та сторона, которая раньше сумела обнаружить противника, правильно его классифицировала, с достаточной точностью выявила построение его группировки, расположение кораблей в ордерах, а также местоположение главных целей, практически гарантированно уже в первом ударе разгромит врага. При этом соотношение собственно боевых потенциалов может иметь второстепенное значение.

Жесткие требования

Сегодня состав сил и средств разведки передовых флотов мира увеличивается как количественно, так и качественно за счет введения более эффективных систем. Это неудивительно, ведь спектр задач весьма обширен.

Одной из важнейших обязанностей ВМФ России является слежение за иностранными (прежде всего американскими) атомными подводными лодками с баллистическими ракетами (ПЛАРБ). Соответственно в числе главных оперативных требований к флотской разведке остается способность находить районы их маневрирования, а также системы обеспечения боевой устойчивости и деятельности.

Сегодня, в мирное время эти районы известны. Однако в угрожаемый период и тем более с началом боевых действий они могут быть изменены. Это потребует значительных усилий для их выявления.

Другой важной задачей флота является обнаружение районов боевого применения многоцелевых подводных лодок (ПЛ) иностранных государств. Это необходимо для организации противолодочных действий с началом войны, а также для обеспечения боевой устойчивости наших ПЛАРБ, ПЛ других классов и соединений надводных кораблей. Отечественная разведка обязана выявлять районы их местоположения с такой точностью, чтобы направленные сюда маневренные противолодочные силы оперативно обнаруживали иностранные подводные лодки, а соединения нашего флота, которым они могут угрожать, были бы выведены из районов их местонахождения.

Что же касается борьбы с соединениями надводных сил вероятного противника, то в мирное время ВМФ России должен осуществлять наблюдение за авианосными и другими корабельными ударными группировками вероятного противника, следить за ними в районах их боевого маневрирования и на маршрутах развертывания, оставаясь в готовности к нанесению ударов по ним. С началом военных действий флот обязан обеспечить уничтожение ударных группировок надводных кораблей противника до выхода их на рубеж выполнения своих задач.

Соответственно главнейшей оперативной целью системы разведки (СР) ВМФ России в мирное время является выявление соединений кораблей иностранных государств как минимум до рубежа оперативного развертывания наших сил. Под этим понимается граница, с приближением к которой кораблей противника наши ударные силы обязаны успеть подготовиться и развернуться в район боевого предназначения до того, как иностранное надводное соединение выйдет на рубеж выполнения своей задачи.

Разведка должна обеспечить слежение с точностью, гарантирующей непрерывное удержание соединения противника в площади стрельбы своих ударных кораблей. В военное же время разведка обязана помимо этого сделать возможным вывод отечественных ударных сил в район ведения боевых действий по его уничтожению.

Кроме этих основных и наиболее сложных оперативных задач СР ВМФ РФ в мирное и военное время ведет наблюдение за береговой инфраструктурой ВМС иностранных государств, в первую очередь вероятных противников, вскрывает районы морских коммуникаций и их оборудования с точностью, позволяющей с началом боевых действий нанести по ним эффективные удары.

Не менее сложны и масштабны требования тактического уровня к СР ВМФ России. Требуется обнаружение подводных лодок иностранных государств и слежение за ними с точностью и продолжительностью, достаточными для наведения на них маневренных противолодочных сил, позволяющих им применить наиболее эффективные способы допоиска ПЛ в районе ее обнаружения.

Более многообразны тактические требования к СР ВМФ РФ для борьбы с соединениями надводных кораблей вероятного противника. В этом случае разведка обязана выявить построение оперативного соединения противника и боевые порядки ордеров кораблей, входящих в него, а также отслеживать изменения в их построении до момента нанесения удара, а затем определить его результаты для принятия нашим командиром (командующим) решения на последующие действия. При этом точность установления местоположения целей должна быть достаточной для выдачи целеуказания противокорабельным ракетным комплексам.

В мирное время запросы к СР ВМФ РФ при решении силами флота задач слежения за соединениями надводных сил иностранных государств практически аналогичны. Отличие лишь в точности место-определения кораблей – в этом случае нет необходимости выдавать данные целеуказания.

Жесткие требования предъявляются к СР ВМФ РФ и при отслеживании состояния береговой инфраструктуры флота иностранных государств, а также обеспечении поражения объектов из ее состава в ходе военных действий. В отношении стационарных точек главным является способность наблюдать за их функциональной структурой с точностью, обеспечивающей возможность выбора наиболее уязвимых элементов для надежного вывода из строя.

При решении разведкой задач слежения за мобильными объектами береговой инфраструктуры к этому добавляется еще и необходимость определения местоположения с достоверностью, достаточной для выдачи по ним целеуказаний средствам поражения.

Количество объектов разведки нашего флота весьма велико. Это около 20 иностранных атомных подводных лодок с баллистическими ракетами, более 150 многоцелевых атомных и неатомных подводных лодок в операционных зонах наших флотов, почти 1000 надводных кораблей и катеров и свыше 1500 различных объектов береговой инфраструктуры.

В мирное время в операционных зонах наших флотов в море в районах патрулирования может находиться до восьми ПЛАРБ, тридцати многоцелевых подводных лодок и двухсот надводных кораблей различных классов и катеров. С началом боевых действий их количество значительно возрастет.

Общая площадь акватории и прилегающих к ней районов континентов и островных зон в операционных районах наших флотов превышает несколько десятков миллионов квадратных километров. Все это СР ВМФ РФ должна обследовать с той или иной эффективностью.

Без сил и средств

Чем же располагает СР ВМФ РФ для решения столь многообразных и сложных задач? Прежде всего силами и средствами воздушной разведки. Начиная со второй половины ХХ века именно она остается основным инструментом контроля морских и океанских пространств. В составе ВМФ СССР имелось более 100 самолетов-разведчиков Ту-16Р и Ту-95РЦ, что позволяло эффективно вести разведку морских и океанских театров военных действий (ТВД).

К середине 90-х в ВМФ России осталось примерно 48 таких самолетов, чего было явно недостаточно. Но сегодня нет и этого. Количество специализированных самолетов и вертолетов, которые можно использовать для ведения разведки надводных сил, в составе морской авиации до смешного мало – всего четыре Су-24МР, принадлежащих ВВС Черноморского флота, и два вертолета Ка-31 из авиагруппы авианосца «Адмирал Кузнецов».

Су-24МР, имея боевой радиус около 700 км, подходят только для закрытых морских ТВД, таких как Черноморский. А Ка-31 с боевым радиусом около 150 км решает задачи исключительно тактического уровня в составе корабельного соединения. Самолетов разведки, способных обследовать океанские пространства, у ВМФ РФ нет вообще. При этом наши океанские флоты не имеют никаких специализированных самолетов-разведчиков.

К числу разведывательных можно отнести и противолодочные Ту-142М, Ту-142МК, Ил-38 и Ил-38Н. Эти специализированные машины предназначены главным образом для поиска, слежения и уничтожения (с началом военных действий) подводных лодок. Еще в середине 90-х годов в составе российского ВМФ имелось около 100 таких самолетов. Этого, конечно же, мало.

Однако в настоящее время согласно открытым источникам их общее количество в составе Северного и Тихоокеанского флотов оценивается примерно в 32 единицы, из которых в пригодном к полету состоянии сохраняются около 20 машин. Для решения всего комплекса задач разведки подводного противника и борьбы с ним этого совершенно недостаточно.

Остальной парк морской авиации, как правило, будет решать задачи разведки попутно в ходе действий по основному предназначению. Таким образом, подсистема воздушной разведки по своему количественно-качественному составу не отвечает тем требованиям, которые предъявляются к СР ВМФ РФ в целом, и рассчитывать на нее не приходится. В частности, нельзя полагаться на то, что разведывательная авиация флота сможет решить задачу выдачи целеуказания ракетным комплексам большой и средней дальности в соответствии с предъявляемыми требованиями.

Что касается корабельной разведки, то до появления авиации и космических средств слежения она оставалась основным инструментом контроля морских и океанских пространств. В настоящее время ее роль существенно снижена. Однако в российском ВМФ она продолжает быть ключевой частью системы разведки.

Наш флот располагает 21 специализированным разведывательным кораблем: 2 больших, 14 средних и 5 малых. Это относительно тихоходные корабли, не имеющие значимого вооружения. Эффективно они могут действовать лишь в мирное время. Наибольшей дальностью у них обладают средства радио- и радиотехнической разведки. Остальные работают в пределах прямой видимости.

Для ведения разведки океанских ТВД основное значение имеют многоцелевые АПЛ. Из находящихся в боевом составе нашего ВМФ 16 единиц наиболее современными являются проект 885 (1 единица) и проект 971 (11 единиц). В американском флоте количество равноценных кораблей оценивается более чем в 50 единиц. При этом постоянно находиться в море в мирное время могут не более двух-трех таких подводных лодок. И это на площади операционных зон Северного и Тихо-океанского флотов, измеряемой десятками миллионов квадратных километров.

Даже при достаточно хорошей дальности обнаружения надводных целей (благоприятные гидрологические условия в несколько сотен километров) этого явно недостаточно для слежения за крупными надводными соединениями, не говоря уже о подводных лодках, дальность обнаружения которых может быть на порядок меньше.

Неатомных подводных лодок, количество которых в составе нашего флота оценивается в 23 единицы на конец 2014 года, можно непрерывно держать в море до 4–5 единиц (по 1–2 на каждом океаническом и морском ТВД). Этого также недостаточно даже для закрытых морских ТВД.

Боевых надводных кораблей основных классов, по данным открытых источников, имеется в составе всех наших флотов 37 единиц. Эти корабли, как правило, ведут разведку попутно с решением своей основной задачи. При этом дальность наблюдения ограничена радиогоризонтом. А оснащенность средствами радиоразведки (РР) и радиотехнической разведки (РТР), имеющими загоризонтную дальность, существенно слабее, нежели у специализированных кораблей. В мирное время в море на постоянной основе находится 9–10 таких кораблей, в основном – для решения задач по предназначению. Таким образом, и подсистема корабельной разведки нашего ВМФ не располагает достаточным количеством сил.

Остается наземная разведка. Ее основу составляют наземные центры РР и РТР. Сегодня эти объекты расположены практически исключительно на территории России. Комплексы РР и РТР позволяют обнаруживать излучения радиоэлектронных средств в КВ-диапазоне на удалении до 3000 километров и более в зависимости от состояния ионосферы. Однако переход флотов иностранных государств на использование преимущественно средств космической связи, а также применение режима радиомолчания в угрожаемый период нивелируют значение этого вида разведки.

В составе ВМФ СССР находилась и достаточно эффективная система космической разведки, которая располагала пассивными и активными спутниками. Это позволяло вести наблюдение за надводными иностранными кораблями практически в глобальном масштабе. Точность местоопределения и разрешающая способность спутников плюс возможность трансляции разведданных непосредственно на боевые корабли позволяли использовать эту систему для выдачи целеуказаний ударным кораблям и подводным лодкам. А достаточно большое количество спутников на орбите делало возможным минимизировать время устаревания данных до приемлемого для организации боя. В настоящее время российский ВМФ не располагает системой морской космической разведки.

Таким образом, СР ВМФ РФ не обладает необходимыми силами и средствами даже на минимально приемлемом уровне.

В современной российской кораблестроительной программе большое внимание уделяется развитию ударных сил флота, способных разгромить или значительно ослабить надводные силы геополитических конкурентов, прежде всего США. Остается только недоумевать, почему наше военное руководство, наращивая ракетную мощь, не развивает систему флотской разведки.

Одна из важнейших задач российского ВМФ в военное время – борьба с крупными надводными соединениями противника, прежде всего авианосными. Именно они будут представлять наибольшую угрозу нашим флотам, а также экономике страны.

Не стоит строить иллюзий относительно того, против кого создаются такие корабли, как многоцелевая атомная подводная лодка (МПЛА) проекта 885, проектируется перспективный эсминец типа «Лидер», строятся фрегаты проекта 22350 и их модификации, модернизируются ракетные крейсера проектов 1144 и 1164, подводные лодки проекта 949А. Их оружие должно поражать крупные надводные группировки типа американских авианосных и ракетоносных ударных групп и соединений.

Однако развитию сил и средств нашей разведки уделяется явно недостаточное внимание. В то время как преимущество в этой области может нивелировать даже превосходящую ударную мощь.

На примере Мидуэя

С появлением возможности нанести противнику решительное поражение, не вступая с ним в артиллерийскую дуэль, а мощным авиаударом далеко за пределами прямой видимости роль разведки в морских боях и сражениях радикально возросла. В годы Второй мировой войны она стала ключевым условием успеха в противостоянии авианосных группировок.

Наиболее выразительный пример – сражение за атолл Мидуэй. Императорский флот имел подавляющее превосходство. Однако японский командующий не смог своевременно выявить три авианосца США. Американцы раньше обнаружили главные силы противника, правильно определили его построение и потопили три авианосца из четырех первым же налетом. В дальнейшем обмене ударами японцы потеряли и четвертый авианосец и вынуждены были отказаться от продолжения операции.

Столь же показательно первое в истории авианосное сражение в Коралловом море. Американцам удалось сразу потопить легкий авианосец «Сехо», тогда как японцы «разрядились» по второстепенной цели – танкеру «Неошо» с эсминцем охранения, поскольку не смогли корректно классифицировать обнаруженную цель.

Значение разведки в противоборстве на море хорошо понималось в ту пору. Доля самолетов-разведчиков (или разведчиков-бомбардировщиков) во флотах разных стран мира колебалась от 15–25 до 35–50 процентов, иногда даже больше.

Огромное внимание этому уделяется и сегодня. Появление новых эффективных систем позволяет сократить долю самолетов-разведчиков в составе морской авиации. Однако в целом состав сил и средств разведки в передовых флотах мира только увеличивается.

В российском же ВМФ значение этого фактора, похоже, не вполне понимают. Такой вывод можно сделать из известных по данным открытой печати планов развития нашего флота, где к силам и средствам разведки, прежде всего авиационным, должного внимания нет.

Между тем в современном морском бою, когда корабельные соединения противника располагают несколькими десятками и даже сотнями ПКР, а авианосные соединения еще и десятками и сотнями самолетов, ее роль даже более значима. Упредив другую сторону в обнаружении и классификации, можно организовать залп, который уничтожит противника или лишит его способности к дальнейшему эффективному сопротивлению.

К чему ведет пренебрежение развитием морской разведки, можно увидеть на примере гипотетического морского боя нашего разнородного ударного соединения (РУС) Северного флота с американской ударной группой (АУГ) во главе с авианосцем типа «Нимиц».

СФ в состоянии сформировать достаточно мощное РУС, которое сможет противостоять АУГ. Правда, для нас это будет практически весь боеспособный корабельный состав дальней морской зоны, а для США – лишь одна из пяти-шести авианосных групп на этом театре. Допустимо абстрагироваться и от неизбежного противодействия тактической авиации НАТО. Предположим, она полностью задействована в воздушной наступательной операции на континентальном направлении.

Морское сражение российского РУС с американской АУГ может проходить либо во встречном бою, либо из положения слежения, когда наша ударная группировка развернута в районе боевого применения и удерживает авианосец вероятного противника с кораблями охранения в зоне досягаемости своих противокорабельных ракет (ПКР) большой дальности.

Второй вариант в современных условиях маловероятен, поскольку противник примет все возможные меры по отрыву от слежения и выходу из зоны досягаемости наших ПКР. Выход из района боевого предназначения при этом совершенно необязателен. Противник в состоянии войти в районы, где применение ПКР по техническим причинам невозможно, например, в норвежские шхеры. Поэтому рассмотрим в качестве примера встречный бой нашего РУС с американской АУГ.

А «Нимицу» хоть бы что

В составе нашего РУС могут находиться авианосец проекта 1143.5 «Адмирал флота Советского Союза Кузнецов», до трех ракетных крейсеров (два пр. 1144 и один пр. 1164) и до 8–10 надводных кораблей класса эсминец (пр. 956), большой противолодочный корабль (пр. 1155 и его модификации) и фрегат (пр. 22350 и его модификации), до трех ракетных подводных лодок проекта 949А и до четырех МПЛА (в том числе одна пр. 885). Эти силы в состоянии поддержать ракетоносная авиация на Ту-22М3 с ракетами Х-22 ресурсом вряд ли больше одного полкового вылета.

Для ведения разведки такое РУС способно задействовать три-четыре МПЛА и два вертолета Ка-31. Эти силы будут решать задачи исключительно тактической разведки. Также в интересах разведывательного обеспечения этой группировки можно задействовать систему радиоразведки ВМФ и один-два самолета Ту-22МР (из девяти машин этого типа в ДА) с ресурсом в пределах двух самолетовылетов. В интересах РУС заработают и наземные центры, которые поведут радиоразведку в КВ-диапазоне.

Остальные силы и средства разведки поддержать РУС не смогут. Одни – в силу небольшого радиуса действий (бой будет проходить в Норвежском море), другие – по причине отсутствия эффективной аппаратуры, требуемой для разведки соединений надводных кораблей, низкой боевой устойчивости и необходимости их использования для решения других задач (например, Ил-38, Ту-142м и Ил-20).

Американская АУГ типового состава включает один авианосец, 8–10 надводных кораблей охранения, из которых не менее пяти-шести единиц – крейсеры типа «Тикондерога» и эсминцы УРО (с управляемым ракетным оружием) «Орли Берк», до двух субмарин типа «Лос-Анджелес» или «Вирджиния». Для ведения разведки АУГ располагает четырьмя самолетами РЭБ ЕА-6В «Проулер», таким же количеством палубных Е-2С «Хокай». Радиотехнической разведкой надводных кораблей могут заняться, находясь в зонах противолодочного патрулирования, 10 самолетов S-3А «Викинг».

Помимо собственных средств разведку в интересах АУГ поведут прежде всего самолеты дальнего радиолокационного обзора (ДРЛО) Е-3А/В/С. Их общее количество в НАТО превышает 60 единиц, поэтому создавая радиолокационное поле на северном стратегическом направлении, они обеспечат глубину обнаружения воздушных и морских целей до 1000 и более километров от АУГ. К ним присоединятся и самолеты ЕР-3С. Действуя под прикрытием зональной системы ПВО в районе рубежа Нордкап-Медвежий, они смогут обеспечить РТР надводных целей в Баренцевом море на глубину до 350–400 км.

К ведению разведки крупного надводного соединения российского флота привлекут и МПЛА США и НАТО, развернутые в Баренцевом море, где их количество может превысить десяток единиц. Бесспорно, эффективным разведсредством станут береговые гидроакустические станции системы SOSUS (Sound Surveillance System, звуковая система наблюдения). Они в состоянии обнаружить и классифицировать соединение наших надводных кораблей немногим западнее рубежа Нордкап-Медвежий.

Располагают США и системой морской спутниковой разведки NOSS (Naval Ocean Surveillance System, военно-морская система океанской разведки). Ее спутники, обеспечивая до 40 пролетов в сутки над районами действий нашего флота, способны определить излучения корабельных радиоэлектронных средств на удалениях до 3000 км с определением местоположения целей с точностью, обеспечивающей применение по этим данным ПКР «Гарпун» и «Томагавк».

Радиолокационную разведку кораблей нашего флота могут вести спутники «Лакросс». Кроме этого, вероятно привлечение наземных разведцентров, расположенных на побережье Норвегии, Великобритании и Гренландии.

Таким образом, в интересах АУГ окажется задействована мощная развитая система разведки в зоне Баренцева и Норвежского морей. Российское РУС может рассчитывать фактически только на свои весьма ограниченные силы. При этом по количеству авиационных и корабельных ПКР большой дальности оба соединения примерно сопоставимы.

Как может протекать встречный бой нашего РУС с АУГ США?

Прежде всего, встает вопрос о выявлении АУГ на рубеже, позволяющем своевременно выдвинуть наше РУС в район боевого назначения. Учитывая, что в среднем за сутки АУГ способна пройти до 500 миль, эта граница пролегает значительно юго-западнее Фареро-Исландского противолодочного рубежа. Ту-142 проникнуть в этот район не в состоянии, поскольку здесь создается сплошное всевысотное радиолокационное поле.

Сюда могут быть отправлены одна-две подводные лодки из состава РУС. Однако им придется самостоятельно преодолеть систему зональной противолодочной обороны (ПЛО) в Норвежском море, Фареро-Исландский противолодочный рубеж и длительное время находиться в североатлантическом секторе системы зональной ПЛО НАТО, где эффективность SOSUS наиболее высока.

При этом полоса следования АУГ на оперативном зигзаге может достигать 600 миль и более. Даже без противодействия ПЛО найти его на просторах Атлантики двум МПЛА весьма затруднительно, а с учетом зональной ПЛО практически невозможно. При этом выделенные для решения задачи МПЛА с высокой долей вероятности уничтожат. Не поможет и система наземной радиоразведки, поскольку на переходе АУГ соблюдает режим радиомолчания, да и связь с командованием поддерживается за счет системы «Флитсатком». Даже в случае радиосвязи в КВ-диапазоне ошибка местоопределения могла бы превысить сто и более миль.

Таким образом, рассчитывать на обнаружение АУГ можно в лучшем случае в южной или даже центральной части Норвежского моря. Обеспечить непрерывное слежение в зоне сплошного воздушного наблюдения и эффективной ПЛО практически невозможно.

Совокупная система разведки НАТО с большой вероятностью обнаружит и отследит российское РУС уже с рубежа 250–300 километров восточнее линии Нордкап-Медвежий. В этом случае, даже если абстрагироваться от возможных ударов по нашему соединению тактической авиации НАТО с аэродромов Норвегии, АУГ начнет наносить удары крупными группами самолетов палубной авиации с удаления 800 километров. То есть борьбу за первый залп противник выигрывает практически гарантированно.

Остается надеяться на упреждающий удар атомных ракетоносцев проекта 949А. Выдать целеуказание им в состоянии только подводные лодки разведывательно-ударной группы, выдвинутые на соответствующее удаление. Эти МПЛА, оказавшись в зоне ПЛО, с весьма высокой вероятностью могут быть обнаружены и атакованы.

По АУГ возможно нанесение удара силами дальней авиации (ДА) (Ту-22М3), имеющей свои самолеты для доразведки целей. Однако соединение ДА будет обнаружено на удалении до 1000–1200 километров от рубежа пуска своих ПКР и подвергнется мощному противодействию как истребительной авиации (ИА) зональной ПВО, так и авианосной. ИА последней начнет действовать из положения дежурства на палубе, вводя в бой значительное количество машин.

В этих условиях обеспечить эффективное прикрытие самолетов ДА силами корабельной ИА будет весьма проблематично, ведь значительная часть ресурса последней окажется занята обороной главных сил РУС. Кроме того, своевременное обнаружение ударной группы ДА позволит противнику выдвинуть на угрожаемое направление группу кораблей ПВО, которые уничтожат значительную часть наших ПКР на самом уязвимом высотном участке траектории. Так что вероятность вывода авианосца ударом ДА невелика.

У надводных кораблей тоже мало шансов выйти на рубеж применения ПКР большой дальности. О потоплении авианосца говорить даже не приходится. При этом свои потери могут быть весьма высоки: авианосец, одна-две РКР, два-три корабля охранения, до двух многоцелевых и ракетных подводных лодок. На Тихоокеанском флоте ситуация сложится еще хуже, поскольку там у нас нет авианосца.

Главная и единственная причина такого катастрофичного итога – отсутствие у флота эффективной разведывательной системы. Ее наличие позволило бы организовать одновременные удары ракетными подводными лодками, согласованными с налетом ДА. В результате авианосец с высокой вероятностью был бы выведен из строя или снизил скорость хода, что позволило бы выйти на рубеж пуска своих ПКР нашим надводным кораблям и нанести главный удар, разгромив АУГ.

/Константин Сивков, доктор военных наук, vpk-news.ru/