Во второй половине прошлого столетия там был поставлен один из самых бесчеловечных опытов, какие знала экспериментальная психология. В 1971 году психологи из Стэнфорда взялись изучать влияние тюремных условий на человека. Это был типичный «эксперимент в пробирке»: результаты хоть и были любопытными, но получить из них какие-то жизнеспособные выводы было трудно. Однако почти тридцать лет спустя, в 2004 году, в тюрьме Абу-Грейб происходят события, которые почти полностью повторяют Стэнфордский опыт.
И хотя история Абу-Грейб богата и более захватывающими событиями — одно время ее называли «пыточным центром Саддама», а за один лишь 1987 год в ее стенах казнили более 4 тысяч человек — мы все-таки сосредоточимся на этом удивительно бескровном случае 2004 года.
Итак, в 2004 году, во время Иракской войны, американские солдаты захватывают тюрьму. История умалчивает, что сталось с прежними зеками, но теперь в Абу-Грейб содержатся иракские военнопленные. Тюрьма преобразилась: палачи Саддама ушли, их место заняли благородные посланники демократии. Гильотины начали ржаветь, топоры тупились, в тюрьме воцарились мир и согласие. Но ненадолго.
Спустя некоторое время в редакцию американского канала CBS просочились удивительные фотографии из Абу-Грейб. На снимках изображено, как американские солдаты скрашивают часы тюремного досуга
Последняя фотография стала визитной карточкой американского вторжения в Абу-Грейб: к рукам бедолаги привязаны электрические провода, которые должны ударить током, если тот упадет с коробки. В проводах не было напряжения, но коварные янки об этом умолчали, и одному богу известно, сколько простоял тот несчастный и что чувствовал, когда падал.
Родина встретила героев негодованием. Доподлинно не известно, что именно так возмутило западное общество: одни говорили о зашкаливающем уровне агрессии в тюрьмах, другие — о недопустимости подобного обращения с военнопленными. Наверняка, кто-то вспомнил Освенцим. Однако интерес представляет совсем не то, как ругались домохозяйки и загнивающие либеральные СМИ. Высшее военное руководство в попытке спасти репутацию армии выставило тех людей паршивыми овцами. Мол, наша армия остается самой высоконравственной и порядочной в мире военной силой, просто в семье не без урода, сами понимаете. Начались суды, многие получили срок. Козла отпустили, честь мундира спасена.
Его звали Филипп Зимбардо. Он социальный психолог, работает в Стэнфорде, и мир знает его как человека, поставившего знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент, который объявили самым негуманным в истории. За тридцать лет до событий в Абу-Грейб он смоделировал тюрьму, посадил туда 20 нормальных, в меру дружелюбных людей, и спустя уже несколько дней те начали грызть друг другу глотки. Связь с событиями в Абу-Грейб поражает: чисто лабораторный опыт предсказал поведение людей в более чем реальной ситуации. Так в чем же состоял Стэнфордский тюремный эксперимент?
В 1971 году в одной из стэнфордских газет появилось объявление, которое приглашало мужчин в возрасте от 25 до 30 лет принять участие в психологическом эксперименте. Пятнадцать долларов в день — тогда это были неплохие деньги, и добровольцев набралось аж 75 человек. Профессор Зимбардо и его ассистент отобрали 20 из них — психологически устойчивых, здоровых, взрослых мужчин без судимостей и контактов с полицией — в общем, цвет нации. Участников растасовали на две группы: заключенных и надсмотрщиков, — причем случайным образом (доктор Зимбардо бросал монетку). Подопытные не знали друг друга, и это было важным условием эксперимента: по обе стороны решетки должны быть «одинаковые» люди, не связанные семейными или дружественными узами.
«Тюрьмой» стал один из коридоров факультета психологии, где кабинеты играли роль камер. Выглядело все это не слишком натурально, но того и не требовалось. Достаточно было лишь воссоздать структуру — клетки и коридор. Психологи оборудовали себе наблюдательное гнездо, чтобы видеть происходящее, не сковывая подопытных своим присутствием. В коридорах висели видеокамеры.
Первые должны были обладать властью и силой, которые подчеркивались дубинками и наручниками (хотя насилие в эксперименте строго запрещалось). Солнечные очки устраняли зрительный контакт между надзирателем и заключенным, раскрепощали охрану.
Заключенных, напротив, постарались обезличить и лишить мужества. Им присвоили номера и запретили пользоваться своими именами (потеря индивидуальности), затем одели в женские халатики и натянули на головы чулки (потеря мужественности, которая воспринимается очень болезненно). Они стали антиподами охранников, у которых, как мы помним, был полный комплект стальных яиц, в то время как у зеков их теперь не было вовсе.
И вот эксперимент начался. Первый день прошел спокойно, хотя обстановка была странноватой: заключенные чувствовали себя вполне свободно, шутили, смеялись, а надзиратели не понимали, в чем их задача, ведь надзирать было не за чем.
Это была первая и последняя попытка протеста против «тюремных» условий. Охранники сперва растерялись: применять силу нельзя, а зек бунтует и не желает подчиняться. Тогда один из охранников догадался схватить огнетушитель и разогнал смутьянов по углам камер. Чулки и номера вернулись на место, восстание стихло.
Случилось то, чего так ждали психологи: подопытные перестали быть единым целым и разделились на два враждующих лагеря. После подавления бунта между охранниками появилось чувство солидарности, товарищества. Слаженными действиями они подавили противника, родился командный дух. Сразу последовала и первая «репрессия»: заключенного № 8612 объявили зачинщиком восстания и швырнули в камеру-одиночку.
После этого отношения между надзирателями и заключенными необратимо изменились. Слово «зек» потеряло кавычки, так же как и «охрана». Начались издевки, ущемления и наказания. Если охраннику что-то не нравилось (дерзкая реплика, непринужденный вид), он запросто мог лишить зека всех благ, вплоть до похода в туалет. За любую провинность заключенных выгоняли отжиматься, иной раз из-за одного провинившегося отжимались все. Это разобщало и без того не слишком дружных заключенных.
Особое внимание охрана проявляла к № 8612, «главарю восстания». После заключения в одиночку на него посыпались оскорбления, издевательства; угрозы надзирателей становились всё страшнее. Через 36 часов он сломался: началась истерика, чередовавшаяся с внезапными вспышками гнева или паникой. Состояние было крайне тяжелым, и ночью его выпустили. Зимбардо решил, что из-за халатности при отборе участников в эксперимент затесался человек неуравновешенный, с нестабильной психикой. Он даже не предполагал, что к концу эксперимента схожие патологии появятся почти у всех заключенных.
На четвертый день № 8612 заменили новичком, который получил номер 819. К тому времени охранники вели себя как заправские тюремные надзиратели: вовсю шпыняли зеков, давали им женские клички и дружно гоготали над блатными шуточками. Заключенные же окончательно потеряли волю к сопротивлению. Затравленные, безучастные, забитые — они теперь и отдаленно не напоминали полных жизни мужчин, которые пришли по объявлению в газете. Новенький № 819, свежая кровь, решил дать отпор вседозволенности охраны и объявил голодовку. Зеки отнеслись равнодушно к героизму новобранца, а вот охрана не на шутку взбесилась. № 819 стал головной болью, и охрана вымещала злость на всех без разбору. Давление на новичка было невообразимым, и тот сломался уже к вечеру — симптомы были примерно как у № 8612. Через несколько часов № 819 выбыл из эксперимента.
Пятым днем был «пересмотр дел», на котором обсуждался вопрос о досрочном освобождении. Для этого пригласили десяток студентов-психологов, которые играли роль присяжных заседателей.
За 17 лет в тюрьме его собственное прошение о помиловании отклоняли 16 раз, и лишь на 17-й его освободили. Этот, казалось бы, понимающий и сочувствующий человек в тот день отказал в досрочном освобождении всем участникам эксперимента.
Тогда же невеста доктора Зимбардо решила навестить жениха, посмотреть, как движется эксперимент. Она как раз заканчивала факультет психологии, и ее интерес, в общем-то, был сугубо научным. Но придя в тюрьму, она опешила от увиденного: охрана измывалась над зеками, которые хныкали по углам камер, а ее суженый с наслаждением наблюдал за происходящим, упиваясь выдающимися, как ему казалось, результатами своего детища. Кристина, с трудом подавляя отвращение, попыталась вразумить Филиппа. Она сказала, что все это бесчеловечно, мерзко и что тут пахнет тюрягой, а не наукой. Зимбардо рассвирепел, начался ожесточенный спор. Он доказывал, что его эксперимент — это прорыв, что они вот-вот докопаются до самой сути человеческого нутра.
Зимбардо прикинул все «за» и «против» и сделал выбор в пользу любви. Эксперимент закончился.
Можно долго рассуждать, подкаблучник Зимбардо или гуманист, но факт остается фактом: пяти дней в бутафорской тюрьме оказалось достаточно, чтобы до неузнаваемости изменить нормального человека. Охрана обрела звериный облик, упиваясь своей маленькой властью. За все время эксперимента не было ни единого опоздания, прогула или больничного — надзиратели наслаждались своей работой. Разочарованию их не было предела, когда они услышали, что эксперимент окончен.
Зеки, напротив, одурели от радости. Любопытно, что никто из них и не вспомнил, что волен уйти в любой момент. «Тюрьма» настолько въелась в подкорку, что воспринималась уже как действительность. На протяжении всех пяти дней разговоры велись только о тюрьме. Зеки не интересовались друг другом, их больше увлекало обсуждение поведения охраны, что дадут на ужин, кто такой доктор Зимбардо. После эксперимента все выразили уверенность, что в охрану брали самых сильных, самых жестоких людей, хотя, как мы помним, распределение было совершенно случайным.
Так люди и принимают ситуацию, играют навязанные им роли. Стэнфордский эксперимент и его продолжение в Абу-Грейб в очередной раз заставили нас сомневаться, что мы — хозяева своей судьбы.
В Абу-Грейб американские солдаты лишь сыграли свою роль, сорвали овации негодования и ушли под занавес. Но мы их не осуждаем, ведь не в наших правилах давать нравственные оценки. Мы просто пообещаем себе больше не идти на поводу у обстоятельств. И когда в следующий раз мудила на роскошном «мерседесе» подрежет нас, оглушительно сигналя и слепя дальним светом, мы скажем: «Он нечаянно».
P. S. Стэнфордский опыт лег в основу немецкого фильма «Эксперимент» 2001 года. В 2010 году вышел американский ремейк, как всегда неудачный, поэтому смотреть лучше немецкий вариант. Сюжет изрядно драматизирован, многие факты преувеличены, но картина вызывает невероятный эмоциональный отклик и в целом отвечает духу оригинала. Так же Филипп Зимбардо написал книгу «Эффект Люцифера» о связи событий в Абу-Грейб со своим экспериментом. Читайте, смотрите — думаю, оно того стоит.
По материалам: http://mtrpl.ru/farewell-to-arms