Катана – легенда холодного оружия

Мода на все японское периодически захлестывает разные области потребительского рынка, создавая большую притягательную силу своим качеством и восточным своеобразием. Особенно это касается восточного холодного оружия. Что вы, уважаемый читатель, знаете о русских мечах? Я думаю, что о японских мечах вы знаете гораздо больше. Даже обидно за предков становится.

Редкий тематический журнал не публиковал материалов о «фантастических боевых свойствах японских мечей, об их высокой духовной насыщенности и сказочной красоты легендах, об их создателях, которые годами, в ореоле таинственных ритуалов, создают уникальные клинки национальным героям».

Катана, вакизаши — разного размера мечи, имеющие необыкновенно мощную силу рубящего удара. Они созданы для этого и созданы хорошо, как все японское. Взяв в руку катану, причем, даже взяв ее в первый раз, берешь её правильно, так, как это сделал бы японский воин. Это происходит непроизвольно, за счет идеального баланса.

Это ли не подтверждение мастерства оружейника? Все это по достоинству было оценено профессионалами, коллекционерами и оценщиками различных аукционов, но меня заинтересовал другой вопрос: а чем является катана для современного японца? Нужна ли она там, где мода на японское непроходяща?

По довоенным данным лицензиями на изготовление длинномерных клинков обладали 350 семей. После войны это количество здорово сократилось, и мастеров уже можно пересчитать быстрее, чем пассажиров автобуса. Начав удовлетворение своего любопытства способом виртуального знакомства с японцем, и продолжив его, совсем случайно попав в командировку именно в Японию, я оказался в аэропорту Нарита, близ города Токио. Нет, меня не встретили веселые роботы с готовыми результатами моих анализов, и в ежедневную газету не был встроен телевизор, но автобус тронулся с остановки по секундомеру, и в номере гостиницы стоял гостеприимный термос с кипятком и чайным набором.

На следующий день, согласно моей программе, я, нарушив официальную программу пребывания, отправился «в самоволку» в префектуру Гифу, в город Секи. Секи известен своими изделиями из металла, где на протяжении веков производят холодное оружие. Здесь производится 75% всего парикмахерского инструмента в стране и более 50% ножевой продукции, выполненной как в японском, так и в западном стиле. Производственная специализация города имеет почтенный возраст, насчитывающий более семи веков, и порой трудно понять, где проходит грань между технологиями и традициями.

Секи — это Золинген, это Златоуст, это Толедо. Я ехал в поезде и представлял живописные старые кузницы и хитроумные старинные механизмы, бережно хранимые благоговейными бородатыми старцами в национальных костюмах; театрализованные самурайские турниры, демонстрирующие приемы боя и передающие весь колорит прошедших эпох; разрезанные листья, проплывающие по чистой реке между воткнутыми в дно катанами меж пологих берегов, состоящих сплошь из аккуратно разрубленных булыжников. Да и мало ли что приходило в голову за два часа дороги.

После страшного, техногенного города Токио, которым можно любоваться только ночью, выбраться в провинцию хотелось побыстрее.

Шинкансэн — поезд-пуля — бесшумно несся с огромной скоростью, вальяжно покачиваясь по сторонам. Изредка бесшумно открывались автоматические двери, и в вагон въезжала тележка со всевозможной снедью, управляемая официанткой. На выходе из вагона девушка обязательно разворачивалась и, поклонившись, удалялась. Если по каким-то причинам вы не воспользовались ее услугами, то в тамбуре вы можете приобрести съестное у автомата. А также позвонить, умыться, побриться, посетить один из двух вариантов туалетов (я имею в виду европейский или японский, а не то, что вы подумали) и покурить.

Электронная карта, показывающая местонахождение поезда сообщила о прибытии на станцию Нагойя. Здесь меня ждал, прежде виртуальный, знакомый паренек по имени Кэн. Садимся в его потрепанный джип и до Секи добираемся уже на нём.

— Далеко ехать?

— Не очень. Проедем семь городов.

Семь городов — это немаленькое расстояние по моим представлениям, но зато будет время побольше узнать о стране и задать приготовленные по теме вопросы. Первый город был преимущественно малоэтажным. Маленькие квадратные домики с коробочками кондиционеров и тарелками антенн на крышах, большие на их фоне супермаркеты и яркие вывески офисов или магазинов.

Все это тянулось сплошной стеной, изредка перемежаясь заправочными станциями. Проехав около часа и наблюдая в окно практически неизменную картину, я подумал, что если мы никак не проедем этот город, то остальные шесть у нас отнимут больше суток. Я встревожено заметался по салону, задавая Кэну соответствующие ситуации вопросы. Оказалось, что мы уже у цели, и все семь городов мы благополучно проехали! Вот как плотно живут бедняги! От заправки до заправки, значит, у них города делятся.

Единственная в Секи гостиница находится в живописном местечке на берегу реки. Из окна открывался вид на каменистый берег, где, философски покачивая головой, важно бродил белый японский журавль. Сфотографировавшись в холле с костюмом японского боевика XVI века, отправляюсь в город. Секи — город, в котором делают классические самурайские мечи — катана, длинные, слегка изогнутые клинки которых, поблескивая каким-то необычным, матовым блеском, ранее были грозным оружием самураев, а ныне представляют собой скорее художественно-культурную ценность. Сколько я не искал глазами почтенных старцев у вековых кузниц, я их не обнаружил и спросил у Кэна, где же всетаки старый город с историческими постройками.

— А мы все сломали, — удивленно ответил он, — зачем нам старое, мы новые здания не знаем где строить. Очень я тогда поразился! Особенно после поездки в Золинген, где большинству домов боле ста лет, и на тротуарах лежат огромные старинные точильные камни. Но ладно, нет так нет, давай смотреть то, что есть. По ранее оговоренной с Кэном программе мы должны были посетить очень уважаемого в Японии кузнеца, изготавливающего боевые клинки, и воочию посмотреть процесс ковки. Прибыв в срок и по адресу, знакомимся с хозяином и его домом. Семья Като представляет 24-е, 25-е и 26-е поколения известнейшей в Секи династии японских мастеров-оружейников — Канефуса.

Самому старшему из них 81 год, но на вид больше 60 не дашь. Он невысокого роста, да и сложения отнюдь не богатырского. Глядя на него, трудно представить, как в течение многих лет, изо дня в день, он мог легко справляться с тяжелым кузнечным молотом.

Его сыну лет 46, и внешне он гораздо больше соответствует сложившемуся стереотипу мастера-кузнеца — физической силой природа наградила его щедро. Он представитель 25-го поколения династии мастеров Канефуса и обучался у знаменитого Теиичи Гасан (Teiichi Gasan), величайшего мастера-оружейника. В учениках пришлось ходить целых восемь лет — срок немалый. Например, освоение гончарного ремесла занимает всего 4 года. По его мнению, японские мастера в целом придерживаются одной и той же технологии при изготовлении мечей, но при этом техника и приемы обработки могут отличаться.

Уже став мастером, он потратил еще около двух лет, чтобы с помощью своего отца в совершенстве познать все приемы работы, которыми владеет Канефуса. В разговоре их обоих отличает прямота и некоторая резкость суждений, что свойственно преданным своему делу и успешным людям, знающим цену себе и своим творениям.

Для самого молодого — Масафуми Ка-то вопрос о выборе профессии не возникает. Ему 26 лет и он стремится к тому, чтобы в будущем успешно выдержать экзамен на «профпригодность», стать представителем 26-го поколения династии мастеров-оружейников Канефуса. Оценивать его работу будет отец, так что снисхождения ждать не приходится. И он старается.

Я уплатил оговоренную ранее сумму, и представление, посвященное ковке меча, началось. Отец, сын и двое помощников (дедушка не участвовал) были одеты в белое. Все японские мастера, изготавливающие мечи, в процессе ковки носят белоснежные одежды, хотя при работе с металлом, конечно, удобней темная одежда, ведь производство «грязное» в прямом смысле этого слова. Выбор белого цвета обусловлен традицией и служит символом ритуального очищения, которое должен пройти мастер в процессе изготовления меча. Для мастера, занимающегося изготовлением кухонных ножей, ношение белой одежды необязательно.

Мастер, владеющий техникой создания меча, на первое место ставит умение работать с мехами: освоение этой премудрости требует около двух лет тяжелой работы. Меха представляют собой ящик, расположенный рядом с горном, и приводятся в движение Т-образной рукоятью. Левая рука управляет рукоятью, в то время как правая держит заготовку в горне. Для этого к ней приваривается длинная металлическая ручка. Мастер Като накачивает воздух в горн, как-то неторопливо и задумчиво глядя в окно и изредка поглядывая на заготовку.

Остальные трое стоят, опираясь на молотки, и беседуют. Вдруг в какой-то момент все меняется. Мастер начинает очень быстро раздувать горн, и за несколько секунд пламя приобретает ослепительно белый цвет. Доля секунды, и заготовка уже на наковальне, где на неё поочередно обрушиваются удары трех молотов на длинных рукоятках. Казалось, все стараются отработать свою партию за какие-то только им известные мгновения.

Коротко крякнув или крикнув что-то (у них не всегда разберешь), мастер прекратил ковку и, возвратив заготовку в пламя горна, опять продолжил задумчиво смотреть в окно, монотонно работая ручкой горна. Были моменты, когда на заготовку посыпали что-то, и что-то добавляли в горн, но я думаю, что об этом достаточно написано профессионалами, и я не буду утомлять читателя этими деталями.

На ковку качественной катаны уходит от трёх до сорока лет.

По словам мастера, в заготовке, произведенной на моих глазах, находилось 65 тысяч слоёв, и это вполне соответствует стандартам. Кстати, стандарты ремесла требуют для создания меча только материалы высочайшего качества.

Например, когда истощилось месторождение в префектуре Шимане (Shimane), для решения проблемы поставок железистого песка проводился специальный поиск нового месторождения, где порода соответствовала бы всем требованиям для изготовления клинков из углеродистой стали. Этим занималась организация с примечательным названием «Общество сохранения японского меча». В начале 80-х гг. месторождение песка нужного качества было найдено, и всем мастерам было предписано использовать в работе только его, так как железо на местном рынке сырья, как правило, содержит алюминий, придающий металлу эластичность, что делает его непригодным для качественных клинков.

Свой выход нашли мастера, специализирующиеся на производстве кухонных ножей. После сноса старых зданий остаются гвозди, крепления, металлические конструкции, которые отлично служат как вторичное сырье. В бедной сырьевыми ресурсами Японии такой возможностью нельзя пренебрегать. Итак, кусок высококачественного металла, отдаленно напоминающий меч, уже готов. На дальнейшую обработку требуется много времени, и я выражаю желание посмотреть изделия, уже подготовленные для следующих процессов.

Хорошая катана способна легко разрубить человека от плеча и до паха…

Одна из операций — получение матовой области сильной закалки — «хамон», идущей по всей длине клинка, параллельно кромке лезвия, была мне вкратце показана. Достигается это нанесением смеси глины и измельченной сосновой смолы на поверхность клинка так, чтобы получить полосу нужной ширины; предварительно клинок нагревают. Техника и стиль выполнения «хамон» у каждого мастера своя. Теперь клинок отдадут полировщику, и я тоже собираюсь к нему на другой день.

Полировка — следующий этап в процессе рождения катаны. Сразу за дверью двухэтажного дома на узкой улочке этот процесс и происходил. Мастер полировки и его ученик приветливо встретили нас, предложили чаю и снова сели продолжать прерванную работу. Мастер полировал меч XVII века, и было видно, что он относится к этому с большой ответственностью. Японцы в принципе ничего не могут сделать плохо, безыдейные — это да, но чужую идею воплотят и доведут до совершенства. Видимо, это и отличает их от остального мирового сообщества.

Процесс полировки, происходящий на моих глазах, заключался в следующем: ученик, одетый в темный рабочий костюм и белые японские носки, «выводит» клинок монотонными отточенными движениями о точильный камень. Камень крепится к деревянному держателю. Движения работающего настолько точны, что сложная плоскость обработки практически идеальна. Меняя камни и направления движения, полировщик придает клинку правильную форму.

Финишная полировка выполняется мастером. Поначалу мне показалось, что мастер полирует клинок большим пальцем, но вскоре я заметил, как он подкладывал под палец небольшую круглую бумажку. На мой вопрос ответил, что камни, которыми он работает, стоят не одну тысячу долларов, и когда камень стирается или откалывается, и его невозможно удержать, его наклеивают на бумагу и стирают до конца.

Нам повезло, и процесс реконструкции этого клинка был практически завершен. Протерев клинок и взяв с меня обещание не прикасаться рукой к клинку, он передал его мне. Клинок был снабжен временной деревянной рукояткой и ножнами, служащими для переноски клинка.

Солнце, пробиваясь через окно, затянутое рисовой бумагой, отражалось на клинке, рождая непередаваемый, матовый, чарующий блеск. Тонкие линии слоев металла были едва заметны. Линия закалки — хамон — причудливо извиваясь, тянулась вдоль лезвия, создавая на строгой форме клинка характерный узор. Невольно я был очарован. Я увидел красоту клинка и оценил ее. Мне доводилось видеть и держать в руках старые клинки из разных стран, многие были красивыми по форме или по отделке, многие были причудливо выкованы и представляли собой технически интересные образцы.

Доводилось видеть и «японцев», но они не производили на меня впечатления, соразмерного восторгам окружающих. Чтобы оценить что-то, надо отталкиваться от идеала, и вот, сидя на деревянном полу в комнате, увешанной дипломами и символами, в далекой самобытной стране, я увидел этот идеал. Заготовленный ранее вопрос, что есть катана для современного японца, сразу оказался глупым и неуместным. Сломать старинный дом — пожалуйста. Прервать ремесленную династию — и это без истерик.

Не хочет сын продолжать дело — не надо, на это смотрят легко, как на харакири, но катану надо беречь. Хранить, ухаживать и любить как свою Японию. Отводить ей почетное место в новом доме, так как без нее его нельзя освятить, катана — уважаемый гость на свадьбе дочери и обязательный участник торжества при рождении сына. А еще защитник и советчик. Мистика, конечно, но не здесь, не в Японии.

МЕЧ — это символ защиты, покровительства и успеха, он оберегает от зла, отводит несчастье. Специально для торжественных случаев многие покупают кинжалы «танто» и короткие мечи «вакизаши», они более доступны по цене и могут, иногда, заменить катану во время церемонии. Традиционно меч является одной из трёх императорских регалий (другие две — это круглое металлическое зеркало и украшение в форме запятой), называется он «тсуруги» (tsurugi) и имеет треугольное острие.

«Меч в японской мифологии – одна из трёх священных регалий (бронзовое зеркало – символ знаний, яшмовые подвески – символ искусства и меч – символ доблести), – полученных предками нынешнего императорского рода непосредственно от богов, и потому выполняет ещё  сакральную функцию».

Вера людей в духовную силу японского меча, способную защитить, меч, ставший символом доблести самурая, — это культурная традиция, а не экономическая категория. Но именно она дает основание думать, что интерес к изделиям японских мастеров не угаснет. Обладание новой катаной придает владельцу уверенность в себе, повышает его самооценку.

Сегодня во многих странах мира есть «катана-клубы». Здесь собираются люди, интересующиеся культурой и историей Японии. Со стороны может показаться, что разговаривают они на каком-то инопланетном языке, поскольку для описания мечей и техники их изготовления существует специальная терминология. Их объединяет стремление познать тайну японских клинков, обладающих столь совершенными пропорциями и формой, каких не имеет любое другое оружие.

Когда держишь меч в руках, физически ощущаешь тот огромный заряд энергии, которую он сообщает. Невольно веришь, что перед тобой живое существо, и становятся явью древние сказания о катане. Такова сила искусства и волшебства, созданных руками японских мастеров.

Настало время обеда, и по приглашению я оказался в местном ресторанчике, где был накормлен по-японски. Меню на английском здесь большая редкость и я, доверившись своим новым знакомым, получил огромное удовольствие от гречневой лапши и сасими, запивая все по-настоящему зеленым чаем. Сытые и довольные, мы, простившись, разошлись.

По плану следующего дня предстояла поездка в музей клинка. Современное светлое здание музея абсолютно безлюдно. Все процессы производства по желанию можно посмотреть на мониторах. Можно сфотографироваться у меча длиною около пяти метров, можно долго любоваться клинками старых мастеров, а можно их и купить. Некоторые. По 100 тыс. долларов за штуку. Это заявили мне на полном серьезе, но я до сих пор этому не верю, не в цену, а в факт продажи. Хотя… японцы.

На втором этаже современные достижения японских «ножевиков». Интересно. На обратном пути заехали в магазин, специализирующийся на продаже клинковых изделий. У входа стеклянная бочка высотой около двух метров, полностью забитая нерабочими ножами, ножницами, бритвами. Японцы считают, что утилизация режущего инструмента обычным способом опасна — острие может прорезать что-то или поранить кого-то, и они приносят его сюда.

Показуха скажете вы? Может быть, но они так любят свою маленькую страну и ту маленькую часть живой природы, которая им досталась, что даже в двигателях используют минеральные масла! Не дай Бог синтетическое масло прольется на землю — оно же не растворяется, в отличие от минерального. И это при японских-то технологиях, которые нашему авто-мотостроению в ближайшие десятилетия просто недоступны. Так, пора возвращаться в магазин. Более половины ассортимента магазина занимают ножницы. Сотни ножниц, десятки фирм. Ножи основных брендов представлены в полном ассортименте от миниатюрных до громадных «жабо-колов». Все можно купить без лицензии. Сертификатов не прилагается.

Я пытался узнать, зависит ли представленный ассортимент от покупательского спроса, оказалось — что нет. Этот магазин является единственным, в который все местные предприятия, специализирующиеся на изготовлении клинкового инструмента, обязаны сдавать свою продукцию на реализацию в полном ассортименте. Потому так много ножниц и всего три почти сувенирных катаны. Показательно? Напоследок Кэн отвез меня в другой магазин и познакомил с хозяином. Тони Ямада! Это личность, скажу я вам.

Черный лимузин с кучей антенн на крыше подъехал к назначенному месту. Из него вышел пожилой человек в длинном плаще и коротких кожаных перчатках. Представившись, пригласил нас в свой авто, на котором мы и «поплыли» под звуки классических опер, изредка прерываемых советами японской девушки из огромного дисплея-навигатора. Фирма Yamahide, которой руководит Тони, занимает двухэтажное здание в центре города.

Документально зафиксировано, что при ударе искусного воина скорость движения кончика меча превышала скорость звука! А вот как писал мастер кэндо Такуан Сохо в своих «Хрониках меча Тайя»:

«Настоящий мастер никогда не показывает кончик своего меча. Он так быстр, что даже ветер не поспевает за ним; он так стремителен, что даже молния не успевает блеснуть».

На первом этаже находится магазин, в котором я обнаружил столько раритетов, что сначала просто не мог в это поверить. Прототипы спайдеровского Полиса от 1988 года, старый престарый Гербер, Ал Мары тех времен с номерами первого десятка. Более новые: с полированными клинками без надписей, которые являлись образцами для серийных моделей и много, много другого интересного, старинного и современного. Такой магазин может создать только по-настоящему влюбленный в свое дело человек, и Тони относится именно к этой категории.

Тони лично знаком со всеми владельцами ведущих ножевых производств, и многие гордятся этим знакомством. В приватной беседе он просил не рассказывать о своем прошлом, но оно объясняет подтекст доброго десятка фотографий с несколькими десятками известных лиц. А сегодня у него есть этот магазин. Второго такого, я думаю, в мире нет. Как в сказке побывал.

Это я про Японию. Многому можно у них поучиться, а в первую очередь — отношению к работе. Я старался представить, можно ли сделать лучше тот или иной предмет, попадавшийся мне во время поездки. Долго размышляя вечерами и прикидывая так и сяк, приходил к выводу — нет, все продумано до мелочей, идеально собрано, максимально удобно и ненавязчиво в быту.

Дизайн у них своеобразный очень, не для нас, но они и делают все для внутреннего рынка и им никто и не нужен в их стране. Это заметно во всём, но это не обидно. Так и живут.

/Александр Мартынов, специально для «Армейского вестника»/