Концепция позитивная, но неправильная — часть 3

Напомним читателям, что автор данной статьи анализирует доклад Института социального развития (ИНСОР) «Обретение будущего. Стратегия-2012», в котором одно из основных мест занимают вопросы обеспечения военной безопасности государства. Ранее были опубликованы часть 1 и часть 2.

Нужны командиры-лидеры, а не гуманитарии

• В докладе ИНСОРа между тем утверждается, что «в военно-учебных центрах курсанты должны получать фундаментальное гуманитарное и естественнонаучное образование. Гуманитарное позволяет командирам понять свое место в быстро меняющемся мире, осознать ответственность за своих подчиненных. А естественнонаучное образование – осваивать любые современные системы вооружения».

• Безусловно, реальность такова, что сегодня подобная идея способна овладевать массами. Однако по моему глубокому личному убеждению, любому реформатору Вооруженных Сил, и в частности военного образования, надо начинать с изучения приказа народного комиссара обороны СССР Сталина от 28 июня 1942 года № 227 (приказ, прозванный в народе «Ни шагу назад»). Это точка отсчёта для выработки предложений по реформированию.

• Почему мы отступили до Волги? Потому что немецкие командиры тактического звена превосходили наших командиров в знаниях из области гуманитарных наук? Нет. Командир пехотного взвода вермахта имел за плечами подготовку и в объеме командира артиллерийского взвода, то есть мог управлять огнем артиллерии.

• К слову сказать, ещё они обладали и весьма совершенными для той поры средствами связи: на всех германских танках и самолетах были установлены радиостанции. Нам же удалось достичь этого только в середине войны. Если совершить краткий экскурс в относительно недавнее прошлое, то выяснится, что наше отставание в развитии средств управления традиционное. В Первую мировую войну Россия вступила с системой связи в тактическом звене, основанной на посыльных (вестовых), тогда как немецкая армия была телефонизирована. Великую Отечественную войну РККА начала с телефоном, вермахт – с радиостанциями. Ныне у нас основное средство управления – радио, а в армиях ведущих стран мира – автоматизированные системы.

• Образование сегодняшнего выпускника нашего танкового института в области артиллерии ограничивается знанием тактико-технических характеристик орудий и видов огня из них. За четыре-пять лет обучения на тактические занятия по тематике от взвода до батальона будущий офицер выходит только на трёх танках без приданного артиллерийского подразделения (да и мотострелкового тоже). Завтрашний командир не получает практических навыков взаимодействия ни с армейской авиацией, ни со штурмовой даже в объеме авианаводчика.

Одна из главных задач любой военной школы – сформировать военного руководителя.

• В немецкой армии кандидат в офицеры сначала служил солдатом, затем поступал в училище. Оттуда вновь направлялся в полк и проходил службу унтер-офицером, потом завершал образование. В результате из училища выходил командир, который имел практические навыки руководства воинским коллективом, опыт солдата и унтер-офицера. Это способствовало завоеванию у подчиненных авторитета.

• Мы же берём вчерашнего школьника и четыре года содержим его в гуманитарной академической среде, а затем направляем в войска. А он по большому счету не подготовлен к командованию взводом, неспособен обучать и воспитывать личный состав (исключением, может быть, являются курсанты-сержанты). Нет для этого у юного офицера ни жизненного опыта, ни устойчивых профессиональных практических навыков. Достаточно сказать, что выпускник танкового института (4 года обучения) и выпускник учебного подразделения (3–5 месяцев обучения) получают одинаковую практику стрельб из боевой машины и ее вождения.

• Таким образом, приходится констатировать, что наше военное образование и так оторвано от практики. Но мы отдаляем его ещё больше вопреки основному принципу «Учить тому, что необходимо на войне». Если в советской военной школе при подготовке командира взвода на гуманитарные науки отводилось 10–15 процентов учебного времени, то, по современным взглядам, эта доля должна вырасти до 30–50 процентов. Хотя никакими гуманитарными знаниями авторитета в воинском коллективе не приобретешь. Его, повторяю, можно завоевать практическими навыками, опытом службы.

• Поэтому сегодня главная задача – нацелить военное образование на практическую подготовку, на выпуск из стен вузов Минобороны лидеров, способных повести за собой подчиненных.

Идея, пропахшая нафталином

• Много внимания в докладе ИНСОРа уделено и вопросу разделения функций между Министерством обороны и Генеральным штабом. Предлагается, например, укомплектовать МО «компетентными гражданскими чиновниками», главное предназначение которых – перевод задач Вооруженных Сил, формируемых политическим руководством страны, на язык военных приказов. Предложение достаточно интересное, хотя кое-что в нем вызывает недоумение.

• Во-первых, в Министерстве обороны уже насчитывается немало гражданских чиновников. Например, из девяти заместителей главы ведомства только двое военнослужащие – начальник Генерального штаба и человек, отвечающий за материально-техническое обеспечение. Остальные замы – люди штатские. Курируемыми ими департаментами и управлениями также руководят гражданские лица. Почему их компетентность не устраивает авторов доклада, последние не пояснили.

• Во-вторых, у нашей страны богатая история. Прообразы гражданских чиновников уже были в нашей армии. Это комиссары, политруки, замполиты, члены военных советов. Именно они переводили политические задачи, поставленные вождями Коммунистической партии и советского государства, на язык военных приказов.

• Без подписи комиссара приказ командира был недействителен. Потребовалось откатиться под натиском вермахта и гитлеровских сателлитов до Сталинграда, чтобы понять: это вредит обороноспособности, и отменить такой порядок. В мотострелковой роте Советской армии из пяти офицеров один являлся политработником, своеобразным «проводником политики КПСС». Но в новой России институт политработников отменен.

• Да, существовала в СССР практика направления партработников на дипломатическую работу, в КГБ, органы МВД. Но только единицы из них принесли пользу делу, а остальные так и остались инородным телом, балластом.

• И зачем нам повторять то, что практика решительно отвергла? Понятно: развитие идет по спирали, но должны быть какие-то условия для введения тех или иных изменений, а так – достали пропахшую нафталином идею и пытаемся выдать ее за инновацию.

Не повторять прежних ошибок

• Ещё одно радикальное предложение авторов доклада заключается в ограничении функций Генерального штаба только вопросами стратегического планирования, предоставлением рекомендаций министру обороны и политическому руководству страны. При этом «мозг армии» полностью исключается из системы боевого управления: руководство Вооруженными Силами осуществляется приказами, которые следуют от главы военного ведомства четырем объединенным стратегическим командованиям, минуя Генштаб. Готовят эти приказы, конечно же, «компетентные гражданские чиновники».

• Кроме того, ГШ полностью сосредоточивается на выработке предложений по предотвращению войны. И наконец, Главное разведывательное управление выводится из состава Генерального штаба и непосредственно подчиняется министру обороны. Безусловно, выдвинутые предложения достаточно смелы, но у меня имеется на сей счёт несколько возражений.

• Первое. Заблаговременная подготовка армии и флота к отражению агрессии, помимо стратегического планирования, включает обучение штабов и войск действиям в боевых условиях, оснащение подразделений, частей, соединений современными образцами вооружения и военной техники, совершенствование инфраструктуры, создание запасов и другие мероприятия. И все они не могут проводиться самостоятельно, независимо друг от друга. Напротив – должны быть тесно увязаны между собой. Иначе строительство Вооруженных Сил примет бессистемный характер.

• Точка, где все направления военного строительства пересекаются, – план отражения агрессии – результат стратегического планирования. Именно под задачи плана организуется и проводится оперативная и боевая подготовка, идет оснащение вооружением и военной техникой войск (сил), создаются запасы материальных средств и т. д. Поэтому Генеральный штаб как разработчик плана отражения агрессии вынужден координировать все процессы строительства Вооруженных Сил. Следовательно, ограничение функций Генерального штаба только стратегическим планированием – это непродуманное предложение.

• И опять же обратимся к истории. В довоенный период роль Генерального штаба как основного органа оперативного управления Вооруженными Силами СССР была принижена. После преобразования Штаба РККА в Генштаб в 1935 году из его ведения изъяли вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и комплектования Вооруженных Сил. Все это привело к разобщенности в работе центральных органов военного управления, проведению мероприятий в отрыве от оперативно-стратегических задач. Война заставила исправлять эти ошибки. Так зачем нам их повторять?

• Если же, основываясь на соображениях мирного времени, сосредоточить усилия Генерального штаба, как предлагают авторы доклада, только на выработке мер по предотвращению войны, то через определенное время он из основного исполнительного органа по организации вооруженной защиты государства превратится в оплот пацифизма, станет способным планировать не военные операции, а антивоенные марши и демонстрации. Только нужен ли будет Верховному главнокомандующему такой Генштаб?

• Второе. Исключение Генерального штаба из боевого управления, ограничение его функций только планированием, передача задач по реализации плана отражения агрессии «компетентным гражданским чиновникам», непосредственно управляющим войсками и силами, – это прожект весьма сомнительной целесообразности.

• Априори понятно, что данная схема работать никогда не будет. Одна из аксиом теории управления гласит: кто разработал план, тот и отвечает за его реализацию. Это естественно, так как при малейшем сбое в ходе выполнения поставленных задач исполнитель, вместо того чтобы искать решение вновь возникших проблем, всегда сошлется на несовершенство и непродуманность плана, который ему поручили претворить в жизнь. Практика, и не только военная, не раз подтверждала этот принцип.

• Третье. О «компетентных гражданских чиновниках», готовящих «боевые приказы» объединенным стратегическим командованиям. Оперативная директива (боевой приказ для тактического звена) – важнейший документ боевого управления. В соответствии с ним в движение на огромном пространстве приходят сотни тысяч людей, десятки тысяч единиц вооружения и военной техники, тысячи воинских эшелонов. Все задачи, определенные в директиве, должны быть скоординированы по времени, месту и обеспечены ресурсами.

• Разработка оперативных директив поручается подготовленным офицерам-операторам. Исполнитель оперативного документа должен четко и ясно представлять, что стоит за каждым словом, за каждой цифрой, за каждым географическим названием. Такой специалист готовится годами. Сначала он служит в строевом подразделении, затем переходит на штабную работу, постепенно растет в профессиональном отношении.

• Соответственно возрастает и сложность поручаемых ему задач и документов: боевое распоряжение батальонам, боевой приказ полку, дивизии, оперативная директива армии, военному округу. Многие теоретические и практические вопросы невозможно освоить и даже просто понять, прочитав учебники, наставления и руководства. Их можно уяснить только в процессе практической службы.

• Где мы найдем «компетентных гражданских специалистов», которые напишут оперативные директивы войскам (силам)? Как, когда и где они приобретут знания и практические навыки? В ИНСОРе? Врача готовят семь лет, от его решений зависят жизни десятка больных. Неправильно составленная директива может повлечь гибель тысяч военнослужащих.

• Даже Главное политическое управление, будучи на правах отдела ЦК КПСС, не занималось вопросами боевого управления, не разрабатывало оперативных директив военным округам.
Откуда у авторов доклада такая легкость в суждениях, полное неуважение к профессионализму и безответственность? Как можно вторгаться в область деятельности, не имея необходимых знаний и опыта?

• Давайте посмотрим вокруг: период «эффективных менеджеров» проходит, их везде сбрасывают как балласт. Ничего полезного ими не сделано, а сам термин «эффективный менеджер» стал синонимом некомпетентности и непрофессионализма.

• Четвёртое. Позволю напомнить, что накануне Великой Отечественной Главное разведывательное управление РККА не подчинялось начальнику Генерального штаба. Начальник ГРУ являлся заместителем наркома обороны и докладывал обстановку непосредственно руководителю государства. В результате Генштаб, не имея своего разведывательного органа, не мог качественно планировать применение Вооруженных Сил, не обеспечил своевременного развертывания войск (сил). Отсюда наши неудачи в начальном периоде войны. Спрашивается: зачем опять повторять ошибку, за которую заплачена дорогая цена?

Коллективное предательство

• Весьма спорен тезис доклада о том, что «такая военная реформа будет представлять собой решительный разрыв не только с советской военной традицией строительства Вооруженных Сил, но и со всей сформировавшейся за три столетия российской военной культурой, которая основана на идее принудительной военной службы».

• Военная культура практически всех армий начиналась с принципа принудительной военной службы (вспомним знаменитое выражение: «Войны теперь ведутся народами»). Да, этот этап общественного развития позади. Но в зарубежных странах, на которые мы вроде бы желаем равняться, никому в голову не приходит отречься от ратных традиций. Посмотрите, с какой гордостью военнослужащие вооруженных сил США, Франции, Канады, Великобритании, Швеции относятся к историческим наименованиям своих батальонов и полков, остающихся неизменными на протяжении веков. В Германии, где по вполне понятным причинам отвергнуты традиции вермахта, сохранились названия старых казарм, в которых размещены части бундесвера.

• Почему же мы должны избавиться от русской и советской военной культуры? От чего: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»? От кого: «От героев былых времен», от которых «не осталось порой имен?». Это наши предки, деды, отцы. Отречение от них – коллективное предательство. Дальше мы отречемся от веры, национальности, от государства.

• Военное искусство глубоко национально. Никакой народ не оборонял свои города так, как мы Сталинград, Москву, Ленинград. Поэтому отказ от традиций (русской, советской) есть удар не только по национальному оборонному сознанию, но и по военному искусству. Тем более все это нами пройдено.

• После Октябрьского переворота решительно порвали с русской военной культурой. Полностью отказались от военного искусства императорской армии и опыта Первой мировой войны. Всех полководцев прошлого позиционировали как «царских сатрапов», отреклись от их наследия. Абсолютизировали опыт Гражданской…

• А потом, в 1935 году был воссоздан Генеральный штаб, в трудную годину введены погоны, воинские звания, как в царской армии. Оркестры заиграли военные марши русской армии («Прощание славянки»). Появились государственные награды, названные именами Александра Невского, Суворова, Кутузова, Ушакова, Нахимова. Переписывались наставления и уставы, оборудовались участки и полосы обороны полков и дивизий на основе опыта отнюдь не Гражданской войны. Организовывали стратегическую оборону в соответствии с рекомендациями военных теоретиков, которые к тому времени уже были репрессированы.
Вновь спрашиваю: зачем повторять давние ошибки?

Всё новое не верно, всё верное не ново

• В целом вопросы военного строительства отражены в разработанном Институтом социального развития докладе системно и радикально. Документ представляет определенный интерес для специалистов экспертного сообщества и практиков-управленцев как независимый взгляд на вопросы военной политики и обороны России. Отрадно, что в обществе и научных кругах есть понимание: без анализа проблем военного строительства программа модернизации России будет неполной.

• Полагаю, роль независимых институтов в обсуждении проблем безопасности должна неуклонно повышаться. У них есть возможность посмотреть на актуальные проблемы со стороны, глубоко изучить их, выработать независимые предложения. Управленцы, работающие в госорганах, этого лишены: они напряженно трудятся, решая текущие задачи, и порой не имеют возможности остановиться, осмотреться и выработать взгляды на ближайшую перспективу. И помимо этого, скованы взглядами и установками руководства. Вот почему вполне оправданно, как предлагают авторы доклада, привлечение представителей исследовательских центров в министерства и ведомства РФ, в том числе силовые.

• Но при этом научные центры должны соответствовать тому уровню, на котором они себя позиционируют, иметь сотрудников с соответствующей подготовкой и значительным практическим опытом работы в области специализации институтов, способных разрабатывать реалистичные и действительно целесообразные предложения.

• Если же представленные предложения выработаны только на основе радикализма, ничем не обоснованы, абсолютно не применимы в практической работе, если в основу методологического подхода к анализу проблем закладываются реформаторский зуд, стремление разрушить все «до основанья, а затем…» при частичном отсутствии понимания сути рассматриваемых явлений, устройства системы государственного и военного управления, то это дает основание для вывода: «В докладе много нового и верного, но всё новое не верно, а всё верное не ново».

• В этом случае доклад не способствует укреплению авторитета научного центра, не дает оснований рассчитывать на повышение его роли и значимости в вопросах выработки политики по вопросам обороны.

/Василий Трушин, независимый военный эксперт, vpk-news.ru/