• Травмы и раны могут быть получены как от суицидов, ДТП, неуставных отношений, так и от последствий, например, военных действий в Южной Осетии, но в список не боевых потерь они не попадают.
• К тому же в Минобороны проходит службу только половина военнослужащих (есть ещё внутренние войска, пограничники, МЧС, Росспецсстрой и т.д.). С учётом этих «нюансов», российская армия теряет 2,5-3 тысячи солдат и офицеров ежегодно без боевых действий.
• В сентябре 2010 года родители 19-летнего петербуржца Максима Плохова через Страсбургский суд обвинили Россию в нарушении права на жизнь. Их сын пять лет назад скончался во время прохождения срочной службы в 138-й мотострелковой бригаде в Каменке, известной многочисленными трагическими инцидентами на почве дедовщины.
• Когда Максим был ещё жив, его родители неоднократно жаловались в прокуратуру – над парнем издевались. Никакой реакции не последовало, а М.Плохов вскоре скончался в больнице. По факту его смерти проведено восемь судебно-медицинских экспертиз, результаты которых противоречат друг другу. В итоге диагноз Максима так и не был официально установлен, хотя его сослуживец Алексей Дулов был признан Выборгским гарнизонным судом виновным в избиении Максима Плохова.
• Ефрейтор Максим Гугаев, вероятно, вообще не попал в список не боевых потерь – он скончался в клинике военно-полевой хирургии от химических ожогов шеи и рук, травм рёбер и грудной клетки. «Служил» Гугаев в частном хозяйстве отставного генерала Усичева, который регулярно пытал солдата и эксплуатировал его как раба. Гугаева «подарил» Усичеву командир части полковник Погудин. Гугаев провёл в реанимации три недели, а в это время кто-то слал его матери телеграммы: «Мама, у меня все хорошо».
• У Кирилла Петровых, который, по версии военных, застрелился на посту, были серьёзные повреждения грудной клетки. Про якобы повесившегося Павла Голышева родителям сказали, что он ещё в учебке проявлял суицидальные способности. Хотя за несколько дней до смерти он выглядел радостным в преддверии отпуска.
• Армейская статистика свидетельствует, что суициды составляют половину не боевых потерь. В 2008 году покончил с собой 231 военнослужащий, а жертвами неуставных отношений стали всего 24 человека. Глава комиссии Общественной палаты по делам военнослужащих Александр Каньшин видит основной мотив суицидов в неблагоприятных вестях из дома: изменивших девушках, заболевших родителях и т.д.
• И призывает увеличить расходы на военных психологов, эффективность работы которых сегодня крайне низка. Однако ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова не помнит ни одного случая суицида из-за девичьей измены, а вот из-за преступной халатности командования – сколько угодно.
«Однажды мы получили информацию, что в одной из петербургских частей одного из солдат срочников регулярно насилуют сослуживцы, – вспоминает Элла Полякова. – Когда мы приехали в часть, командир отдал нам жертву – значит, знал. В другом случае сбежавший солдат рассказал, что в оставленной им части есть сослуживец, который постоянно плачет и пытается покончить с собой при первом удобном случае, но командование части не предпринимает в этой связи никаких мер. Информация подтвердилась, парня комиссовали, хотя врачи не гарантируют ему возвращения к нормальной жизни».
• Бывший десантник Антон Русинов не похож на отстающего: под два метра ростом, из семьи военных, в десант просился сам. Но как только солдат стал получать за службу хоть какие-то деньги, он стал объектом вымогательства. Поводом (на армейском жаргоне «косяком») может стать что угодно – не заправленная койка, быстрая или, наоборот, медленная походка и т.д. А когда нет никакой возможности достать деньги, солдаты либо бегут из части, либо кончают с собой.
«После второго побега в августе 2009 года меня задержали у мамы в Вологде и повезли в Псков, сильно избивая по дороге, — рассказывает Антон Русинов. — Когда приехали в часть, я был весь в крови и ссадинах, но меня повели не к врачу, а к командиру роты, который добавил мне штык-ножом по голове. Потом сержант Канаш требовал 13 тысяч рублей — он якобы тратил свои деньги на бензин, когда меня искали. Еще 5 тысяч требовали старшие сослуживцы. Денег у меня не могло быть, поскольку мою зарплатную карточку отобрали. В итоге мне написали на груди краской «Я – преступник». Я неоднократно задумывался о том, чтобы покончить с собой».
• Публикация сведений о не боевых потерях российской армии за 2008 год вызвала шквал откликов в прессе, большая часть которых была полна негатива по отношению к военным. Военное ведомство отреагировало на это кардинально: официальных сведений за 2009 год до сих пор нет. Известны лишь отдельные данные по регионам. Например, командование Ленинградского военного округа с удовлетворением отметило, что в частях Северо-Запада погибло всего 58 человек, что на пять солдат меньше, чем в предыдущем году.
• Но правозащитники говорят, что реально мало что изменилось. В июне 2010 года в военном госпитале в Печенге забили насмерть солдата срочника Артёма Харламова. Командование не спешит говорить о причинах. Вполне возможно, что Артём по формальным признакам попадет не в статистику не боевых потерь, а в отчёт военной медицины.
/Денис Терентьев, «РосБалт»/